дорогие сообщники, у меня к вам просьба. в связи с недавними событиями на дайрях многие закрыли свои дневники от незарегистрированных посетителей, из-за чего теперь эти дневники невозможно найти через поисковые системы. а тем не менее кто-то из ваших знакомых ведь наверняка выкладывает фики по Торчвуду у себя. соответственно, просьба заключается в следующем: если вы видите где-то фик по Торчвуду в записи, не закрытой от большинства пользователей дайрей, не поленитесь, киньте сюда ссылку ) спасибо заранее
появилась идея сделать темку, в которой можно было бы задать сообщникам любой вопрос по сериалу и общими силами на него ответить. или просто потрепаться на тему в общем, пока мы беседовали с Hohaтут, несколько вопросов было поднято и обсуждено. они будут лежать под морем. если у вас есть свое мнение по поводу поднятых вопросов или же есть какие-то другие вопросы, или вам просто хочется пообсуждать любимый сериал - добро пожаловать в комменты ;)))
вопрос-ответ 1.Hoha - Почему вообще Янто приняли на работу? robin puck я буду свое имхо на данный момент говорить, ладно? ;))) мне кажется, тупо потому, что джек дошел до стадии "проще дать, чем объяснить, что не хочешь". серьезно вредить невиновному человеку только чтоб он отстал он не собирался, а переубедить янто оказалось практически невозможным. а вообще тут может быть масса причин или все они в комплексе. 1. янто все-таки опытный сотрудник, знающий, с чем приходится иметь дело в торчвуде, а джек свой штат набирал с миру по нитке - люди без должного опыта, которых всему надо учить, которые суют свой нос вовсюда, и каждый раз их надо одергивать, а янто заявил о готовности подчиняться приказам. в торчвуде-1 сотрудников хорошо обучали и муштровали, как мне кажется. 2. джек мог решить, что после недвусмысленной ситуации с валянием по полу янто сам сбежит, а тот не сбежал, ну упс 3. джек подумал не той головой, что следовало 4. джек подумал, что "прислуга за все" - это как раз то, чего ему в его холостяцкой жизни не хватает. все-таки он привык быть прекрасным и производить впечатление, а тут носом тычут в несвежую рубашку и давно не чищенное пальто ))
2.Hoha - Почему Джек так заходится в Cyberwoman? В практически аналогичных ситуациях с Гвен и Оуэном он гораздо более спокоен. А тут просто истерика. robin puck имхо, потому что чувствуют свою вину. сам прозевал, не подозревал, и янто очень метко ему об этом высказал. джек ощущает потребность заботиться о своих, а тут он облажался изначально, хотя по идее был ближе всех к янто из всех торчков. ну и плюс ощущение предательства, ощущение того, что его, такого прекрасного, просто использовали в своих целях, и кто? янто, за которым до этого момента не числилось никаких достоинств кроме исполнительности и эээ... симпатичной внешности Hoha Гвен сразу берут «в поле», хотя она не знает элементарных правил безопасности, в результате ее разгильдяйства гибнет более 40 человек. Здесь то же явная вина Джека. Про Тош не будем, у нее судьба такая - страдать от разных алиентов ))) Но что у девушки серьезные психологически проблемы, учитывая прошлую ситуацию с Янто, Джек должен был бы знать, а он опять не в курсе ))) Оуэн открывает рифт, не смотря на прямой приказ. Последствия катастрофические. Учитывая, что он зам командира – это прямое предательство. Реакция Джека на все это – от спокойной до в меру сердитой, не более ))) А тут какого-то жалкого, не доделанного кибера мальчик в дом принес, и такая истерика ))))) robin puckв результате ее разгильдяйства гибнет более 40 человек. вот это, честно говоря, меня вообще выбесило, ведь никто ее не попрекнул даже за халатность, и сама она при всем своем "большом сердце" даже не вздрогнула ни разу, не потерзалась, что это ее вина в сущности. не люблю я гвен но тут можно возразить, что она, понимаешь, даже не подозревала, что делает, а янто был вполне себе в курсе, что такое кибермены, однако ж сознательно подставил всех под удар. и вообще, все можно списать на ревность - вот и истерика но я не хочу, ненене Но что у девушки серьезные психологически проблемы, учитывая прошлую ситуацию с Янто, Джек должен был бы знать, а он опять не в курсе вот кстати с тошико - это единственный раз, когда джек вообще хоть что-то просек. и то, мне кажется, только потому, что там дело было в инопланетной херне, а всю инопланетную херню джек жопой чует обычные земные неурядицы и сердечные страдания проплывают мимо Оуэн открывает рифт, не смотря на прямой приказ. Последствия катастрофические. ну, я б не сказал, что в этом случае реакция джека была умеренно-сердитой. мне кажется, он там как раз в такой ярости, что себя не контролирует и делает то, что вообще себе никогда не позволяет со своей командой - бьет по самым больным местам и вообще кошмар, не удивительно, что его пристрелили а вообще, мне кажется, дело в том, что джек - человек текущего момента. он не устраивает истерик после, он способен только наорать в процессе. когда ситуация завершается, он уже понимает, что ничего сделать дальше нельзя, а поучать и читать нотации он не умеет. так что все повисает в воздухе. ситуация с кибером была в разрезе, в действии, и, если с газом этим долбанутым джек точно знал, что делать, то что делать с киберменами он не слишком представляет, поэтому психует и орет на янто. Hohaон там как раз в такой ярости, что себя не контролирует …. бьет по самым больным местам … не удивительно, что его пристрелили Это было ДО открытия рифта. Потом (после воскрешения) он их только слегка пожурил.)))) Вот, кстати, здесь у меня чувство, что Джек сознательно провоцирует команду открыть рифт. После возвращения из прошлого, никакого разбора полетов, никаких объяснений. Учитывая, что в команде по крайней мере половина «непризнанных гениев», для них рифт это просто вызов, а Джек своим молчанием этот интерес только подогревает. Все пароли лежат, чуть ли не на самом видном месте. Демонстративное увольнение Оуэна. Опять никаких комментариев по ситуации. Не сменены коды безопасности, Оуэн не только не отретконен, у него остается свободный доступ в Торчвуд. Эти удары по болевым точкам всей команды, с упором на «самые слабые звенья» - Гвен и Оуэн. После того, как Гвен его бьет, он роняет пистолет. Для человека, постоянно носящего оружие уже не одну сотню лет, это вообще нонсенс. Как-то странно все это. Может он так, на открытый рифт, Доктора приманивал? )))) robin puckМожет он так, на открытый рифт, Доктора приманивал? я думаю, это просто тупь сценаристов как и свинодемон ну или джек реально распиздяй, каких мало, и оч хреновый начальник
3. Hoha - Нафига он его (Янто) вообще целует? robin puck хорошо, я не буду говорить, что это реанимационные мероприятия у меня тут нет однозначного мнения. может, чтобы показать янто, что он рядом не смотря ни на что? что эта там ходит железная и чужая, а он тут, свой и тоже знакомый типа - выбирай янто, эта штука хочет тебя убить, говорит, что вы с ней не совместимы, а вот со мной ты очень даже совместим, я от тебя не отказываюсь. что-то вроде того хотя реанимационные мероприятия я бы тоже не списывал со счетов - после вливания жизни в керри/сексуальный газ вполне себе тоже версия
4.Hoha - Почему, практически сразу после этого он заставляет Янто вернуться и убить Лизу? Ведь ясно, же что Янто не сможет этого сделать. robin puck потому что янто должен доказать свою лояльность команде. джек вообще очень тупит в таких делах, для него (на месте янто) поведение лизы было бы однозначным доказательством того, что это не тот человек, которого он любил, вообще не человек, а опасность, которую нужно устранить. у джека рука бы не дрогнула, а внутренние переживания - дело десятое, он умеет с ними справляться. он хочет сохранить янто, поэтому тот должен хотя бы попытаться устранить ситуацию, в которую всех поставил, и янто таки пытается. он не может выстрелить, но он приходит к пониманию, что должен это сделать. этого достаточно.
5.Hoha - Зачем нужен этот «расстрел» с привлечением всего действующего состава Торчвуда? robin puck чтобы это не выглядело как убийство. чтобы янто чувствовал, что это решение и действие всей команды - и вся команда стоит на его стороне, прикрывает его и помогает ему сделать то, на что у него не хватает духу. чтобы у янто не осталось ненависти к кому-то конкретному, не было ощущения, что это злой джек убил его подружку, и он мог решить, остается он с торчвудом, который принял это решение, или нет.
6.Hoha - Что происходит с Янто между 7 и 8 серией. robin puck а вот это тема для фанфика насколько япомню, янто воспрял духом после повторного убийства сюзи - имхо, потому, что ситуация напомнила ему ситуацию с лизой. теперь он уже помогает джеку, избавляя его от болезненной работы по регистрации повторной смерти человека, который был дорог джеку. может быть, он наконец почувствовал, что не он один несправедливо обижен и страдает, что есть вещи, болезненные и страшные, которые все-таки необходимо кому-то делать. что джек отдал приказ убить лизу не из самодурства, а потому, что не видел другого выхода, как и в ситуации со сюзи. в прошлых сериях видно, что джек неоднократно пытается снова сблизиться с янто, но тот эти попытки решительно пресекает. в момент со сюзи янто, как мне кажется, делает для себя какие-то выводы и понимает, что пора жить дальше. Hohaнасколько япомню, янто воспрял духом после повторного убийства сюзи Это было бы логично, но янто воспрял значительно раньше.))) Уже в первых кадрах, когда достают перчатку он стоит вместе со всеми, как полноправный сотрудник. Бодр и весел, и жизнерадостно так предлагает «крутое» название для перчатки.))) Затем практически зеркальная сцена с ножом, и уже Оуэн (!) предлагает янто дать «крутое» название и для ножа. Никто не выказывает ни малейших признаков удивления, все считают янто полноправным сотрудником, и такое его поведение воспринимается естественно. robin puck а, кстати, это ж в предыдущей серии он наблюдал, как стойкая самурайка тошико отказалась от своей возлюбленной во благо всего? вот это тоже могло примирить его с действительностью. право слово, стыдно - маленькая девушка все перенесла и не сломалась, хотя от кальмарихи этой вред был бы гораздо меньше, чем от кибервумен, а он, здоровый мужик, который месяц сопли на кулак мотает. мне кажется, сходство потерь его сближает с командой. не один он такой оказывается обиженный жизнью. 7.Hoha Чем конкретно в Торчвуде занимается Гвен, помимо того, что она «ум, честь и совесть»? robin puck не задавайте мне таких вопросов! ))) у меня вообще ощущение, что РТД ненавидит женщин и поэтому сделал гвен такой, какая она есть
8.Hoha - Кто одевает долгоносиков? Если они не разумны, то зачем им вообще одежка? robin puck опять же - мы можем только предполагать и развивать теории в каноне об этом ни слова я думаю, одежка им затем же, зачем и аваддону набедренная повязка хотя я вот считаю, что если б он тряс над городом огромными адскими мудями - это было бы более устрашающе, чем его свиное рыло
9.Hoha - Почему Джон не убивает никого из членов команды? И почему убивает Джека? robin puck он сначала не убивает никого из членов команды, и только потом убивает джека. то есть, он прекрасно понимает, что если джек согласится с ним отчалить, но как-то просечет про убийства - он будет уже не так расположен к джону. все-таки забота о своих у джека инстинктивная, и джон не может об этом не знать. а вот то, что он убивает джека.... тоже есть несколько вариантов. мне кажется, здесь тоже комплексная причина. во-первых, он понимает, что таки нет, никуда джек с ним не пойдет, соответственно, "скрипач не нужен". в конце концов не особо приятно знать, что где-то тусит и счастливо живет бывший, который тебя откровенно послал. и ради кого послал-то? курям на смех. во-вторых... и в-главных, имхо... джек над ним посмеялся. это просто ужасно. у джека молодой и симпатичный любовник и джек напрямую говорит джону, что тот уже не так привлекательно выглядит, что он вообще выглядит смешно со своими замашками галактического ковбоя, джек высмеивает весь образ жизни джона и, с точки зрения джона, смеется еще и над его чувствами, о наличии которых джек если и подозревает, то смутно, но джон-то в курсе, что его привело на землю. так что это убийство - не спланированное и не хладнокровное, а убийство в состоянии аффекта, от которого и сам джон офигевает. имхо, разумеется Hohaон сначала не убивает никого из членов команды, и только потом убивает джека. Да он вообще не понимает зачем Джеку кто-нибудь, когда рядом есть такой прекрасный он )))) Там даже ни одной блондинки нет )))) Джек, на его памяти, никогда не работал с командой, поэтому Джон не знает как он к ним относится, может даже рад будет )))) Он мог вообще-то сказать, что это был несчастный случай. )))) И так 4 раза )))) robin puck ну, во-первых, джек в агенстве времени точно работал с командой - он там в докторе травил какие-то веселые байки, как они всей группой улепетывали от кого-то голышом. во-вторых, он работал в паре с самим джоном. пять лет. с джоном. и не убил его. я думаю, джон адекватно оценивает степень привязчивости джека к компаньонам. да и вообще - зачем портить отношения, если этого можно не делать? джон, как ему показалось, надежно отодвинул всех деток подальше, чтобы иметь возможность наконец побеседовать с джеком наедине. вот только тон задал неверный, ну откуда ж ему было знать, что говорить, он как и джек не психолог ни разу. он просто великий комбинатор
10.Hoha - Кстати, почему Янто в Fragments все время пытается дотронуться до шеи Джека, причем неоднократно и очень настойчиво? robin puck мне кажется, это просто отыгрыш реальной непереносимости ДБ к прикосновениям в этой области анатомии фанаты об этом знают, так что дальнейшие - по времени - обнимашки с янто за шею воспринимаются уже как проявление супер-пупер доверительных отношений это фансервис, имхо
ну что, нас можно поздравить сегодня наконец начинаются съемки 3 сезона, а это значит, что скоро появятся новые фотографии, новая информация и вообще много всего никто не собирается на днях в Кардифф? )
Название: День, которого не было Автор:robin puck Пейринг: упоминается Джек/Янто Жанр: пафосный ангст Рейтинг: PG-13 Таймлайн: после 1 сезона Торчвуда/конец 3 сезона Доктора. все помнят, куда отправил торчков Мастер? Предупреждение: не бечено, даже не перечитано.
читать дальшеЯнто пытался дотянуться до Джека, ухватить его за руку, но тот утекал сквозь растопыренные пальцы, просачивался и отдалялся, уплывал все дальше, укоризненно качая головой и грустно улыбаясь. Янто звал его, кричал, срывая голос, но все звуки тонули и вязли в густом непонятно откуда пришедшем тумане. Скоро в этом тумане растворилось и лицо Джека, и Янто сорвался и полетел вниз, на головокружительную глубину, в темную и клубящуюся пропасть, в которой было невозможно даже вздохнуть. И в тот момент, когда он понял, что окончательно пропал, когда пальцы рук прошили иглы холода, Янто закричал так, что в тот же момент остановилось сердце, и оглушительная тишина придавила его могильным камнем, и под затылком взорвалась ослепляющая боль… Янто вскинулся на постели, задохнувшись, и тут же упал обратно, загнанно дыша. Над ним нависало бледное лицо вурдалака с черными провалами вместо глаз и неровной щелью на месте рта. Вурдалак снова пихнул его холодной узкой ладонью в мокрое от испарины плечо и прошипел: - Хватит уже скулить! Черт тебя раздери, или выпей снотворного или катись отсюда и дай мне наконец выспаться! Бледное лицо исчезло, и Янто некоторое время еще лежал, пытаясь отдышаться и утирая лицо дрожащей ладонью. Потом он все-таки заставил себя подняться и выполз из палатки. Утро уже розовой перистой полосой разгоралось в провале между закрывающими горизонт ледяными пиками, Янто сел в холодную, похрустывающую от инея траву и обхватил пальцами виски, бездумно глядя в пустоту. Прошло уже три недели с тех пор, как Джек пропал. Три недели и триста пятьдесят километров пешком, пока снаряжение везли ослы, и еще сто двадцать километров с тех пор, как ослов пришлось оставить. Коричневый и сморщенный, будто засохший мандарин, Таши каждый день все выше и выше задирал цену, отказываясь вести их дальше. Таши боялся. Чего он боялся, проводник не говорил. Тоже боялся. - Слова имеют свойство воплощаться в материальных объектах, - смущенно пожимала плечами Тошико, стараясь не смотреть никому в глаза. - Слово произнесенное – есть ложь, – с кислой ухмылкой фыркал Оуэн и с облегчением скидывал на каменистую землю рюкзак. Гвен только мрачно качала головой. Если бы это помогло, она бы повторяла имя Джека как мантру до тех пор, пока он не материализовался прямо перед ней. И чем ближе, тем лучше. Янто подозревал, что в том случае, если они все-таки достигнут своей цели, капитану придется несладко. И какая-то часть его слегка злорадствовала от подобной перспективы. А другая его часть была готова вслед за Гвен твердить имя Джека днями и ночами напролет. Если бы только это могло хоть чем-то помочь…
Солнце как всегда ударило неожиданно, вспыхнуло и заблистало на стеклянных вершинах, хлынуло по крутым склонам, загораясь на ледниках и мягко расплескиваясь по голому камню… Янто прищурился, а потом потер веки ладонями – перед глазами был другой рассвет, и тоже солнце - розовое, мягко-рассыпчатое и желтоватое - по отвесным зеркальным стенам небоскребов, сливающихся с зарей. И темно-синие полоски еще ночных облаков, и аромат утреннего кофе, тепло и уютный запах разворошенного постельного белья, обнимающая поперек груди расслабленная горячая рука... - Разве я мог не вернуться? – беспечно улыбнулся тогда Джек, - Я ведь всегда возвращаюсь. А Янто промолчал, потому что еще помнил тот ужас, что охватил его при взгляде на сканы древних газетных листков, на крупитчато-серое лицо Джека, полустершееся на старой бумаге… Ужас и страх потери – вот что держало его судорожно сведенные пальцы, не пуская надавить на податливый курок. Ужас и страх потери – вот что расчетливо привело к открытию рифта, когда Оуэн даже с простреленным плечом все-таки успел запустить машину. Подсознание Янто всегда работало как часы. Отсчитывало, подбивало и выстраивало нужные траектории – и Оуэн успел. И Янто сделал то, что был должен. И получил то, чего с таким отчаяньем желал. Они занимались любовью всю ночь. Смешное выражение – занимались любовью – обычно Янто был более практичен и точен в подборе слов. Но в ту ночь слова закончились. Это не было просто сексом, и Янто, и Джек это понимали, но чем это стало… Вернее, чем это могло бы стать, ни тот, ни другой, вероятно, так и не осознали. А потом стало поздно, потому что Янто предал, буквально на следующий же день. И Джека не стало. Джек умер, так же, как в свое время умерла Лиза. - Я ведь всегда возвращаюсь, - сказал потом Джек – осунувшися и бледный, обнимая Янто и гладя по спине. И несколько дней ледяного ада отступали под его теплой ладонью, под его бережными поцелуями… Янто тихо выдохнул, сжимая бьющиеся виски пальцами. Наверное, нужно было оставаться в Кардиффе и просто ждать, но никто из них не мог усидеть на месте. Неизвестность сводила с ума, дни то тянулись бесконечно, уплывая за горизонт в резком шорохе бумаг, односложных фраз, мучительных взглядов, то срывались вскачь и мелькали калейдоскопом, оставляя после себя глухую усталость и саднящую пустоту. А когда Тошико, в черном азарте планомерно взламывавшая серверы ЮНИТа, натолкнулась на невероятную новость, Янто первым встал и пошел в свой закуток – собирать вещи. Сведения были непроверенными, почти наверняка известие о бессмертном белом человеке, появившемся несколько дней назад в горах Тибета, было очередной нелепой уткой из тех, что стекаются в архивы ЮНИТа едва ли не в большем количестве, чем в архивы Торчвуда. На файле стояли грифы "надежный источник" и «проверка штатным агентом», но это ровным счетом ничего не значило, уж они-то знали. Но в тот же день подземные помещения были опечатаны, а на двери туристического информационного центра появилась табличка «Закрыто». Сейчас, через четыреста семьдесят километров пути, уже казалось, что зря, зря они не остались ждать, ведь Джек всегда возвращается… - Доброе утро, - пробормотала Гвен, плюхаясь рядом на траву и приваливаясь к боку. Янто скосил на нее глаза – Гвен куталась в свитер с длинными рукавами, и лицо ее, без косметики и припухшее со сна, было совсем детским и невероятно усталым. Янто обнял ее одной рукой, и Гвен положила голову ему на плечо. - Надо возвращаться, - сказала она через несколько минут, и Янто невесело усмехнулся. От его смешка Гвен напряглась и заявила уже тоном выше, отодвигаясь, - Джек ушел. Наверное, когда посчитает нужным, он вернется. Мы не можем до конца нашей жизни бегать по всему свету и искать его. - Да, - сказал Янто, но Гвен его не слушала. - У нас есть обязанности, в конце концов. Я понятия не имею, что происходит в Кардиффе. За это время из рифта могло вылезти что угодно и уничтожить весь город. - Или даже весь Южный Уэльс. - С Джеком или без него мы будем делать свою работу! Если он считает, что имеет право бросить все так… - Хочешь кофе? - спросил Янто, поднимаясь, и она осеклась, подняла на него взгляд, неловко улыбнулась: - Хочу. Пока он возился, разжигая огонь на месте вчерашнего костровища, кипятил в чугунном котелке воду и копался в рюкзаках, она сидела тихо, только поглядывая почти испуганно из-под растрепанной челки и вертя в озябших пальцах сухую травинку. - Янто, - позвала она наконец, когда он засыпал в кипящую воду ароматный порошок, - Можно задать тебе вопрос? - Личный? – усмехнулся Янто, помешивая кофе и внимательно следя за тем, чтобы напиток не выкипел, - Да, я спал с Джеком. Он не видел Гвен, но был уверен, что она сейчас смотрит на него во все глаза, кусая бледные губы и пытаясь удержать себя от дальнейших расспросов. Он также знал, что ничего у нее не выйдет. У нее никогда не хватало силы воли на то, чтобы промолчать, и это почему-то даже не раздражало Янто. Это было… забавно. Да, забавно. - Ты что-то чувствуешь к нему? – не выдержала она наконец. - Все мы что-то чувствуем к Джеку, - пожал плечами Янто, - Если тебе интересно, то основное чувство, которое я сейчас к нему испытываю – это чувство вины. - Чувство вины? Ты? Почему? Янто аккуратно снял котелок с огня и принялся разливать кофе в подготовленные заранее походные кружки. - «Меня ранили из-под вашей руки», - процитировал он себе под нос, протягивая кружку Гвен, и та снова неловко улыбнулась - Что-то из Шекспира? - Чума возьми семейства ваши оба! – выползший из палатки Оуэн с ненавистью посмотрел на разгорающееся солнце и отобрал у Янто кружку, жадно глотнул, - Кофе. Отлично. Какого черта вы тут разорались ни свет, ни заря? Этот нервный всю ночь не дает спать, теперь еще миссис «хочу все знать» подключилась. - Между прочим, Тошико еще спит, так что заткнись, - посоветовала Гвен, забирая у Янто вторую кружку. Оуэн с хрустом потянулся и огляделся по сторонам - Ни одного кустика поблизости. Придется справлять естественную нужду со скалы. Очень романтично – мочиться в рассвет. - Избавь меня от своих физиологических подробностей, - сморщилась Гвен, пересаживаясь поближе к Янто. - Помнится, тебя вполне удовлетворяли мои физиологические подробности, - равнодушно заметил Оуэн и зверски зевнул, - Кстати, я начинаю подозревать истинную причину побега нашего босса. Джонс пинается во сне как породистый жеребец. Валлийский скакун, мать твою. Если так, то мы никогда его не найдем. Гвен брезгливо передернула плечами, а Янто налил наконец и себе кофе. Пить не хотелось, но запах кофе наряду с юродствованиями Харпера был тем немногим, что еще напоминало о размеренной жизни в Кардиффе. Мы никогда его не найдем – это то, о чем думал каждый из них в течение последних дней. - Доброе утро, - тихо сказала Тошико за его спиной, Янто вздрогнул, обернулся и обреченно протянул ей свою кружку, но она покачала головой. - Тош, здесь нет кустиков, - поприветствовал ее высоко поднятой кружкой Оуэн, - Вчера в темноте мы как-то и не заметили. - Спасибо, что предупредил, надеюсь, я не вляпаюсь в твою кучку, - улыбнулась Тошико, грациозно присаживаясь между Гвен и Янто, и негромко пожаловалась – Я уже возненавидела спальные мешки на всю оставшуюся жизнь. - Я тоже, - вздохнула Гвен, - Кажется, у меня уже все тело превратилось в один огромный синяк. - Кстати, - встрял Оуэн, - А где наш Радж Капур? Он уже должен был ползать на коленках и распевать свои матерные частушки. - Можно быть немного уважительней к чужой религии, - заметила Тошико. - О каком уважении ты говоришь, это же Харпер, - фыркнула Гвен. - Окей, я нетолерантный мудлан, но меня беспокоит отсутствие проводника. Если его укусил какой-нибудь скорпион, сами мы из этой жопы мира не выберемся. - Я пойду проверю, - сказал Янто, поднимаясь. - Мог бы и сам сходить, если тебя это так волнует, - бросила у него за спиной Гвен. Оуэн что-то ответил, но Янто уже не вслушивался. Из маленькой одноместной палатки проводника не доносилось ни звука, Янто сначала позвал Таши, но когда тот не откликнулся, распахнул полог. Палатка была пуста.
- Отлично, - сказал Оуэн, помолчал немного и с силой швырнул об землю кружку, - Я так и знал. Нельзя было ему доверять, сука желтожопая. Извини, Тош, я не имел ничего такого в виду. - Ну вот бы и нашел другого проводника, умник! – Гвен была вне себя, в ее глазах горел гнев и что-то как никогда близкое к панике. – Он был единственным, кто согласился нас вести! - Надо проверить вещи, - сказал Янто, - На всякий случай. Он знал по опыту, что когда Гвен впадает в такое состояние, от нее лучше держаться подальше. Он методично перетряхивал их рюкзаки, шестым чувством прекрасно понимая, что это бессмысленное занятие, ничего не пропало. И проводник не сбежал, не мог он сбежать, оставив палатку и свои нехитрые пожитки внутри. Произошло что-то другое, что-то на редкость неприятное и страшное, и от предчувствия волоски на затылке становились дыбом. - Ты тоже это чувствуешь? - спросила Тошико, присаживаясь рядом. - Что? Она покачала головой, поджимая в пародии на улыбку губы - Будто бы открылся рифт. Совсем рядом. Я знаю, ты решишь, что я сумасшедшая. Но я иногда чувствую то, что от него исходит. Какая-то энергия. И сейчас я чувствую то же самое. Янто положил рюкзак на землю и тоже сел - Думаешь, где-то поблизости открылся рифт? Может быть, это именно то, что мы ищем. - Не знаю, - Тошико обняла ноги и положила подбородок на колени, - Мне хочется сбежать от сюда так быстро, как я только могу. - Мне нравится эта мысль, - кивнул Янто и моргнул, глядя в небо, схватил Тошико за руку - Что?.. Ох. Их было пять штук – круглых, розово поблескивающих на солнце, вероятно, металлических – и они летели в сторону лагеря от дальних снежных пиков. Летели ровно, выстроившись косяком, как птицы, но с такого расстояния уже не походили на птиц ничем. - Кажется, бежать уже несколько поздно, - без выражения сказал Янто и позвал, не сводя глаз с приближающихся круглых штуковин, - Гвен! Оуэн! - Это не самонаводящиеся ракеты, - сказала Тошико - Определенно нет. - Что это еще за хрень? – проворчал, подбегая, Оуэн, еще не отошедший от спора с Гвен, раскрасневшийся и взъерошенный. - Какая-то инопланетная хрень, - со злобой сказала тоже еще явно не отошедшая Гвен, - Оружие! Быстро! Они кинулись в рассыпную, и в висках у Янто застучало, он залег слева за палаткой, наведя подрагивающий ствол на зависшие уже над лагерем металлические шары. Ладони моментально взмокли, и он не знал, в какой из шаров целиться, а еще он не видел остальных, и это ужасно нервировало. Шары не двигались с места и только медленно кружились вокруг своей оси, и теперь было видно, как по продольным и поперечным желобкам в их металлических корпусах пробегают огни. - Кто вы?! – наконец раздался голос Гвен, она оказалась справа от Янто. Один из шаров резко крутанулся на месте и полетел вправо, но почти сразу же остановился, и Янто услышал что-то, очень похожее на насмешливое фырканье. - Посмотрите, кто говорит! – сказал молодой, явно усиленный динамиками голос, и этот голос явственно исходил от группы шаров, - Перепуганная девчонка с примитивным оружием в дрожащих руках. - Кажется, она решила напугать нас этим оружием, - сказал другой голос - Кажется, она решила, что может представлять для нас какую-то опасность! - Ну вы, уроды! – поднялся Оуэн, оказавшийся тоже справа от Янто, но гораздо ближе, чем Гвен, - Гребаный кружок радиолюбителей! Что вам нужно? Шары сбились в стайку и замерли. - Мы не уроды, - наконец сказал первый голос с обидой, - У нас очень красивые и функциональные тела. - Земляне очень невежливы, - протянул третий голос - Отлично, вы инопланетяне, - Оуэн взмахнул пистолетом. – Рад познакомиться. Что вам нужно? Шары пришли в движение, и один из них рассмеялся. - Это вы пришли сюда, люди. Что нужно вам? Хотя, кажется, мы знаем. - Потеряли красавчика Джека, - насмешливо заметил второй голос. - Но мы бы не сказали, что он красив. - По сравнению с нами вы, люди, безобразны. - Все без исключения. Янто заставил себя подняться на ноги. - Где он? – его голос прозвучал глухо, перед глазами плыло. - Что с Джеком?! - крикнула Гвен. Теперь они все стояли: Гвен и Тошико упорно не отводящие явно бесполезных пистолетов от зависших над их головами шаров, озирающийся по сторонам Оуэн, и Янто, с безвольно повисшими руками и запрокинутым к небу лицом. Шары смеялись и кружили над ними: - Как трогательно! - Как глупо! - Так долго шли! - Скучали по своему вождю! Фарс, это все был такой невыносимый фарс, что Янто не выдержал и закричал: - Заткнитесь! Они замолчали и подлетели к нему - Янто Джонс, - сказал первый голос, - Это ты – Янто Джонс? - Да, - сказал Янто, переводя глаза с одного шара на другой. Он никак не мог сообразить, кто из них говорит. - Мы угадали! – обрадовался первый голос, и Янто подумал, что он сходит с ума. - Где Джек? – спросил он, уже не рассчитывая на ответ - О, он скоро будет здесь. Совсем близко. - Нужно только убрать остальных. - Да, Мастер сказал, что нужен только Янто Джонс. - Нам нужен только Янто Джонс. - В каком это смысле – убрать остальных? – хрипло осведомился Оуэн, и шары снова крутанулись вокруг своей оси, замерцали огнями. - В прямом смысле – убрать! – засмеялся один из шаров, а потом что-то мелькнуло, и Оуэн запрокинулся назад и стал оседать на ломкую сухую траву, судорожно пытаясь вздохнуть, по его груди расползалось темное пятно. Янто закричал и кинулся к нему, и он слышал, как закричали Гвен и Тошико, но они не успели добежать. Оуэн лежал на земле с неловко подвернувшимися коленями, и Янто присел рядом с ним, не решаясь дотронуться. - Скоро Джек будет здесь, - сказал один из шаров, - Тебе лучше подготовиться. Янто поднял голову, бессмысленно оглядывая лагерь. Гвен и Тошико лежали в таких же неестественных позах в нескольких шагах от него. Наверное, стоило бы подойти к ним и убедиться в том, что они уже не живы, но Янто не мог заставить себя подняться с колен. Он так и просидел несколько минут, глядя в неестественно белое, будто мукой припорошенное лицо Оуэна и думал, что Джек, мертвый Джек выглядел точно так же. Шары кружили рядом, но молчали. Наверное, переговаривались друг с другом каким-то другим способом. Смешно ведь предполагать, что инопланетяне говорят по-английски между собой. А потом высоко в небе послышался шум, и Янто поднял голову, глядя, как огромный корабль медленно выплывает из-за гор. Он не был похож на творение чужого разума, но что Янто, в сущности, знал о чужом разуме? Те несколько лет, что он проработал в Торчвуде, подбирая за инопланетянами жалкие крохи, мусор, оставленный ими на обочине миров – да разве они когда-нибудь могли бы быть готовы к этому? К тому, что надвигается сейчас в небе его родной планеты, к тому, что убило его друзей… Да, друзей, в конце концов, у Янто больше никого не оставалось, кроме этих странных и искореженных убийственной работой людей, так что он мог бы назвать их друзьями. Но так ни разу и не назвал, пока не стало поздно. Кажется, Янто Джонс все важные вещи в своей жизни делает слишком поздно, когда от этого уже никому не будет пользы. - Он здесь, - весело сказал тот из шаров, что заговорил с ними первым, - Джек Харкнесс сейчас видит тебя и твоих людей. Хотя, это уже не люди. Это трупы! Шары снова рассмеялись на разные голоса, и Янто заставил себя подняться с колен. - Где он? – спросил он хрипло, стараясь не смотреть на инопланетян. Он их кружения и мелькания рябило в глазах. - Прямо над тобой. - Наверху. - Он на «Вэлианте», в гостях у Мастера. - Он смотрит на тебя. - Ты можешь передать ему привет! - А потом ты тоже умрешь! И они снова смеются и кружатся, и Янто медленно и сосредоточенно отряхивает колени от прилипшей травы, выпрямляется и запрокидывает голову, глядя в глухое серое днище авианосца, мощные двигатели гудят так, что шевелятся взмокшие волосы на лбу. А может быть, это просто ветер. Может быть, они смеются над ним, и никакого Джека там нет. Но Янто так хочется, чтобы он там был, чтобы была последняя возможность сказать ему… А что, собственно, может сказать Янто? - Не смотри, - просит он глухо, - Мы не умерли. Помни нас… Закрой глаза и помни… И Янто сам закрывает глаза, чувствуя, как резкая боль вонзается под ребра, разрывая изнутри, ломая и корежа, но он старается не кричать, не издать ни звука, он верит, что Джек сейчас не смотрит на него, не видит его смерти, а, значит, будет помнить живым. Долго будет помнить. Почти вечно. Но боль настолько сильная, настолько сминающая, выжигающая изнутри, что он не удерживается и все-таки кричит, понимая, что все потеряно, что этот жуткий крик Джек запомнит навсегда, навечно, если только ему не позволят забыть, а ведь они - не позволят... Янто вскинулся на постели, задохнувшись, и тут же упал обратно, загнанно дыша. Над ним нависало бледное лицо вурдалака с черными провалами вместо глаз и неровной щелью на месте рта. Вурдалак снова пихнул его холодной узкой ладонью в мокрое от испарины плечо и прошипел: - Хватит уже скулить! Черт тебя раздери, или выпей снотворного или катись отсюда и дай мне наконец выспаться! Бледное лицо исчезло, и Янто некоторое время еще лежал, пытаясь отдышаться и утирая лицо дрожащей ладонью. Потом он все-таки заставил себя подняться и выполз из палатки. Утро едва разгоралось в провале между закрывающими горизонт ледяными пиками, Янто сел в холодную, похрустывающую от инея траву и обхватил пальцами виски, бездумно глядя в пустоту. Ну и паршивый же сон. Какая мерзость. За эти несколько недель после того, как Джек исчез, Янто не мог бы похвастаться радужными снами, но такой кошмар – это уже перебор… - Доброе утро, - пробормотала Гвен, плюхаясь рядом на траву и приваливаясь к боку. Янто скосил на нее глаза – Гвен куталась в свитер с длинными рукавами, и лицо ее, без косметики и припухшее со сна, было совсем детским и невероятно усталым. Янто обнял ее одной рукой, и Гвен положила голову ему на плечо. - Надо возвращаться, - сказала она через несколько минут, и Янто кивнул. - Я пойду собирать вещи. Хочешь кофе? Гвен помотала головой: - Нет, спасибо. - Плохо спала? – спросил Янто и едва не вздрогнул, поймав ее расширившийся от ужаса взгляд. - Паршиво, - коротко ответила Гвен и отвела глаза, - Инопланетяне захватили Землю. Кошмар работника Торчвуда. Янто подумал, что справляться о снах остальных он не станет. Пора было возвращаться в Кардифф.
- … Я же сказал, Гвен! Мы не будем заниматься этим делом!!! - Джек был вне себя, - Это даже не дело! Старой леди примерещилось, что по ее дому ходит призрак ее усопшего кота! Ты надо мной издеваешься?!!! У нас уйма действительно серьезных происшествий еще с прошлой недели! - Каких например?! – не сдавалась Гвен. - Ну, например…- Джек сделал хороший глоток кофе, - например… например… Янто! – обернулся он. – вы с Тош нашли сбежавшего долгоносика? - Еще в среду, сэр, – кисло откликнулся Джонс. - Вот видишь! – веско произнес Харкнессс. - Что?.. - С тобой бесполезно разговаривать! - Гвен с отчаяньем тряхнула тщательно завитыми локонами. - И не надо, – Джек изобразил оскорбленное величие и широкими шагами вышел из комнаты. - …и он покинул недостойных, – прокомментировал Оуэн, отрываясь от компьютерной игры.
Гвен устало закрыла лицо руками.
- Не волнуйся, - невозмутимый голос Йанто прозвучал неожиданно. – Я все улажу. Как, говоришь, зовут эту миссис? - Элеонора Райвелл. – быстро ответила Гвен. – Что ты собираешься делать? - Скажи мне ее телефон.
- Йанто!!!! – прогремел хорошо поставленный голос Джека. – Ко мне в кабинет!!! Быстро!!! Представители Торчвуда переглянулись. - Йанто. – осторожно спросила Тошико, – Что ты все-таки сделал?.. - Просто позвонил миссис Райвелл и сказал, что мы займемся ее маленькой проблемой, - пожал плечами Джонс, поднимаясь со стула. - Йанто!!! – повторный вопль капитана Джека прозвучал еще более угрожающе. Йанто смиренно двинулся на встречу своей судьбе. - Меня бы он убил. Тош – отстранил. Гвен… ну не знаю, тоже бы что-нибудь придумал. А так - покричит и успокоится…. – задумчиво изрек Оуэн. – По-моему, это называется – использование личного положения в служебных целях…
жж-пользователь krob543 выкладывает видео-интервью и промо-трейлеры с канадского телеканала SPACE, по которому сейчас транслируется сериал. скачать видео в форматах mp4 и avi можно здесь
Целым был и был разбитым, Был живым и был убитым, Чистой был водой, был ядом, Был зеленым виноградом. Спать ложился рано утром Вечерами все звонил кому-то...
Ночь чернеет впереди, Свет гаси и приходи.
(с) А. Васильев, «Сплин»
Еще один день подошел к концу. Я не вижу ни закатов, ни рассветов – только стрелки на циферблате наручных часов. Тихое «тик-так» на грани слышимости. Ленивое время: ползет, но не лечит. Господи, как же пусто. Неужели один человек может занимать столько места? Нет его, и все остальное тоже исчезает, и в то же время остается на местах. Не знаю, как это объяснить, даже себе. Просто все теряет вес… или нет, не вес, а какой-то важный компонент, к примеру, углерод. Убрать его из атмосферы, с планеты – и такая несуразность выходит. А по сути ведь, такая мелочь – какой-то элемент таблицы Менделеева. Смешно же. Читать совершенно не хочется, но я себя заставляю: надо прошерстить сводки и сделать подборку по всяким неясным происшествиям. В основном бред, конечно, но иногда попадаются «наши» случаи – один артефакт по статье из «желтой» газетенки мы на прошлой неделе изъяли. Эффективность такой работы стремится к нулю, но иногда дает результаты. Этим могла бы заняться Гвен, но тогда как объяснить, что я делаю в хабе так поздно? Какую еще отговорку придумать, лишь бы не признаваться, что мне нечем дышать вне стен бункера? Что единственный приемлемый для меня воздух – подогретый работой аппаратуры, пыльный, с примесью железа, медикаментов и кофе. Кстати, кофе остыл – ну и пусть, пить его на ночь вредно. К вечеру воля совершенно меня покидает, с этим надо что-то делать, только я не знаю, что. Я не могу заставить себя уйти, не посидев немного в одиночестве, не обойдя все этажи пустой штаб-квартиры – арестанты не в счет. Мне это жизненно необходимо: коснуться стен, металлических поручней, дверных ручек, небрежно брошенных на столе папок – всего, чего раньше касался… Джек, я скучаю. Наверное, мое состояние можно назвать ломкой: мне важно раз в день почувствовать его запах, хотя он мне и так везде мерещится. Но мне надо проверить, сличить – тот ли это приглушенный аромат или опять обман восприятия. Вещи, хоть как-то связанные с ним, стратегически рассыпаны, разложены, раскиданы по его территории – весь офис напоминает о нем, кричит о том, что он ушел, нашептывает воспоминания. Я мазохист. Тело помнит, что и где с ним делали: как прижимали к неровной стене, стискивали в объятиях, жадно целовали, усадив на стол – каждая деталь словно издевается, подливает масла в огонь одним своим присутствием в поле зрения. Зависимость на физиологическом уровне - третья стадия наркомании. Чего-то не хватает, привычного и очень важного. И от этого пусто…но не больно. Может, это наказание такое? Может, надо было влюбиться, разрешить себе чувствовать больше, интенсивнее? Но я не помню, чтоб такое было возможно. Наверное, со мной что-то не так. То ли кожу нарастил, то ли сломался где-то… Точно! Дал трещину, как фарфоровая ваза: пока не приглядываешься, не заметно, а вода-то утекает. Вот и со мной так же, внешне все в порядке, а внутри – пусто, все эмоции куда-то утекли – остались только их бледные призраки. И хочется чем-то заполнить образовавшуюся пустоту, но с этим мне всегда помогал… Джек, я скучаю. Мысли по кругу, перед глазами строчки очередной статьи: черные ленты кое-где прерываются, ныряют в полотно плохого качества бумаги – причудливая вышивка, почему я не вижу букв? Это же газета! А я смотрю в нее и не узнаю ни одного символа, будто это какое-то арабское издание. Черт, кажется, я сегодня ни на что не гожусь, надо взять себя в руки. И кофе холодный, противный и приторный. Шорох за спиной: сегодня Оуэн остался допоздна. В последнее время он совсем сдал: часто выпивает, еще более дерганный, чем обычно, беспрестанно огрызается на каждое слово. Шел бы домой, так нет, его тоже здесь что-то держит. А он скучает? Видно, что - да, только мы скучаем по разным людям. Присутствие Оуэна мешает мне остаться со своей пустотой наедине, хотя не препятствует мелочам нашептывать мне о прошлом, но он не дает мне этим насладиться… и устыдиться. Оуэн тихо подкрадывается к моему креслу, обходит его по кругу и встает передо мной. Он не смотрит мне в глаза, старательно отводя взгляд. Все это странно: обычно Оуэн не подходит ко мне так близко, не пялится на мой галстук и уж тем более не тянет к нему руки – я ловлю его запястье в нескольких сантиметрах от шеи. – Ты что-то хотел? – спрашиваю я без всякой надежды услышать ответ. – Принц Альберт? – вдруг выдает он. Не все потеряно, говорить Оуэн все же в состоянии – можно выдохнуть, поправить галстук, проверив, что ж за узел я навязал с утра – не помню. Сколько лет делаю подобные вещи на автомате. – Восточный. Оуэн не двигается с места, словно приклеился к полу, не собирается уходить. Так и хочется выставить его за дверь, обойти полутемные помещения на всех этажах, проверить, все ли так, как было вчера вечером, задержать дыхание на выходе из хаба и не дышать до завтрашнего утра. Я знаю, всем нам трудно без него, но могу я хоть изредка побыть эгоистом? – Уже поздно. Не стоит так задерживаться, - это такая вялая попытка выпроводить Оуэна восвояси. Не умеешь, не берись – надо было бабушку в детстве больше слушать, умная была женщина, а я - дурак. Я же сразу почувствовал слабый запах алкоголя, и взгляд Оуэн отводил неспроста – чтоб я не видел его расширенных зрачков. Хорошо, что реакция меня не подвела – Оуэн попытался снова ухватиться за галстук, только теперь еще и потянуть вниз, я успел перехватить его руки. Черт, да что за день такой, а? – Ты пьян, иди проспись, - я устал и не готов сидеть и успокаивать напившегося доктора Харпера, да он и не позволит, но терпеть его назойливое присутствие в данный конкретный момент мне совершенно не хочется. Одно дело, когда он тихо мирно сидит где-то в углу или в медотсеке, другое – когда он навязывает свое общество мне, да так настойчиво, что его приходится удерживать, ощутимо сдавливая запястье. Я не люблю слушать пьяные бредни, если сам не пьян. Кстати, идея. – Сам разберусь, - чуть ли не шипит Оуэн. Он совершенно не пытается вырваться, вообще не двигается, как восковая фигура. Я бы даже поверил в его искусственность, если б не отчетливые, деланно ровные вдохи-выдохи. – Не тяни так сильно – кровотечение откроется. Я спохватываюсь, вспоминая о его недавнем ранении. Наверное, ему очень больно, поэтому я разжимаю пальцы и жду, пока он уйдет – доктор Харпер тот еще гордец, наверняка смоется с поля боя из-за неудавшейся внезапной атаки. И тут я понимаю, насколько просчитался – Оуэн со всей дури впечатывает меня носом в стол. От резкой обжигающей боли из глаз посыпались искры – брызги кипятка из-под век к переносице. И падение на спину вместе с креслом: мне показалось, что это было сальто через голову, ей-богу. Не успеваю сориентироваться, сгруппироваться, и уже не могу подняться: Оуэн наступил на мой галстук, так что особо не развернешься. Я хватаюсь за его худую лодыжку, пытаясь вывернуться, и тут начинается самое противное. Он бьет меня куда придется: я напоминаю себе дышать, расслаблять мышцы – ничего не выходит. Выдохи на счет ударов, я не помню цифр, я разучился считать даже до трех. У меня в голове столько всего просто не может поместиться: либо боль, злость и обида, либо мысли о том, что делать и как разруливать ситуацию. Вот же, вроде пустым себя называл, а места-то вон как мало. Неужели во мне помещается всего-то три негативных чувства? Как это неправильно. Вот и нет больше боли – обида заняла все пространство. Я не понимаю, за что и почему Оуэн срывает свою злость на мне. Не сказать, что я сделал ему что-то из ряда вон гадкое: да, выстрелил, но я же предупреждал, что сделаю это, если он не прекратит попыток раскрыть разлом. Каждый выбрал свое – никаких сожалений, все по-честному. Тогда почему? Я ведь его не трогаю, я вообще никого не трогаю – просто выполняю свою работу. Он не в себе, и хорошо, что под руку ему не попались Тошико или Гвен. Я бы ему этого не простил – точно бы целился в голову, чтоб наверняка. Я просто хочу, чтобы все прекратилось. Словно услышав мои мысли, Оуэн останавливается, пинком переворачивает меня на спину, одной ногой надавливая на ребра, другой – на запястье левой руки. Кружится голова… боже, как я устал, дышать трудно… снова боль: ноет под ребрами, по бокам и в животе…вроде, все цело, но от этого не легче…господи, Оуэн, сукин ты сын, что тебе от меня надо, а? Что ты смотришь на меня с отвращением? В презрении корчишь рожи? Я хотел побыть один, неужели мне и этого теперь нельзя?! Я бы с удовольствием на него наорал, только вот сил у меня на это нет, мне их едва хватает на то, чтоб попытаться отдышаться, при этом не захлебнувшись воздухом и кровавой слюной. Чем больше кислорода я получаю, тем легче думать и сильнее боль. Она режет по живому при каждом вздохе, обжигает при выдохе. Густая кровь стекает по подбородку, затекает под язык – противный такой вкус, но дышать я могу только с раскрытым ртом. Сколько мне раз уже нос ломали?! Вот дался он им… всем. Пульсирует и горит. Льда бы, и обезболивающих, и вообще жизнь другую. Надоело, кто б знал насколько – но меня разве кто спросит? Оуэн хватает за галстук, наматывая его на руку, тянет на себя, так что мне приходится встать на колени. Его рука мягко и уверенно ложиться на мой затылок – это так неуместно, пугающе несовместимо с тем, что он творил всего каких-то пару минут назад – притягивает к паху. Сначала, я даже не понимаю зачем, а потом становится просто гадко на душе, будто меня помоями облили с ног до головы. А он вжимает меня лицом в джинсы – хорошо, что я сейчас неспособен почувствовать запах… Не хочу. Не так, не здесь, не с ним. Это не по правилам! Драться, угрожать, оскорблять друг друга – всегда пожалуйста, но это…это может только… Джек, я скучаю. Не смешивать, не переходить черту, не позволять, не закрывать глаза и помнить. - Я сам, - убью сволочь. Только бы дотянуться до кобуры так, чтоб он не успел среагировать. Я пользуюсь тем, что руки свободны, а он выкручивает мне ухо, как нашкодившему сорванцу. Педофил хренов. - Конечно, сам. Кто бы сомневался. Соскучился по своим привычным обязанностям? Понимаю и даже поддерживаю, можно сказать, протягиваю руку помощи, - выплевывает он с отвращением. Если так противно, зачем вообще творить подобное? Что за смысл в таком насилии? Я ни черта не понимаю, только аккуратно и потихоньку тянусь к кобуре, медленно расстегиваю ее, глядя Оуэну в лицо – главное, не отводить взгляда. Он хватает меня за волосы, и боль отдается в ушибленном или сломанном – кто его знает - носу. Жмурюсь, совершенно инстинктивно – не так страшно, если не получится – снимаю предохранитель, тянусь одной рукой к его ширинке, другой – поудобнее беру пистолет и приставляю к паху Оуэна. Как-то по-женски вышло, зато он так обалдело уставился на оружие. Кретин, отморозок пьяный. Были бы у меня силы, я бы все ему высказал… Мне хочется только принять душ да приложить лед к лицу. И спать. К черту все, я устал – мне все это надоело: погони за неизвестным, риск не пойми за что – бесструктурщина. Я не меняю позы, так и стою на коленях, собираясь с силами. Моя маленькая победа придает уверенности, что до постели я все же сегодня доберусь. Оуэн наконец-то отмирает, отступает на шаг-другой и впервые за вечер смотрит мне в глаза. Он меняется в лице: хищный прищур, губы кривятся в оскале, волосы дыбом – он даже чуть приседает, словно зверь перед прыжком, и начинает говорить, резко, прерывисто и совершенно трезвым голосом: - Ничтожество, какое же ты ничтожество! Мне мерзко находится с тобой в одной комнате… шлюха, подстилка, но если бы не это, если б не твое тупое желание выслужиться, ты бы здесь никому ни был нужен…О-о-о! Ты гордишься, что попал в Торчвуд – никто так не гордится своим работодателем, как ты!.. Ты думаешь, если ты убираешь, подчищаешь за другими, это делает тебя частью команды?.. Боже, неужели все можно настолько извратить? Вывернуть наизнанку и сказать, что так и было?! Вот так стараешься, выполняешь все в срок, а тебе такое в благодарность. Я чувствую, что покрываюсь холодным потом – мне стыдно. Мне стыдно перед этой сволочью, что не оправдал надежды, не смог сделать свою работу правильно, не смог показать, насколько она полезна. Ценность ее признавал только… Джек, я скучаю. Господи, как мне его не хватает сейчас. Он всегда знал, что делать, как осадить зарвавшихся – и уж точно не пустил бы все на самотек. За Оуэном глаз да глаз нужен, а я прошляпил, позволил опуститься до такого мерзостного уровня. Вот куда я смотрел, о чем думал?! Надо было его отстранить, дать небольшой отпуск, в конце концов. Что, мы сами бы не справились, что ли? Ну какой из него заместитель, если он с собой-то ужиться без скандалов не может, собрать себя для работы? А сейчас только и остается, что смотреть, как он поливает меня грязью, причем, по сути, не так уж и необоснованно. Сам виноват – теперь расхлебывай. Слушай чужие обиды, недовольства: когда еще представится такой случай – услышать откровения Оуэна. Сколько же в нем яда накопилось, хватит для отравления полчищ крыс и другой канализационной живности на территории всей Британии. И весь этот яд непрекращающимся потоком льется на меня. Ощущения, будто в меня бьет основательная струя воды из брандспойта. Мысли сшибает начисто, я и не знаю, как реагировать, как затыкать и нужно ли – пусть выскажется. Только вот слушать все это до жути неприятно. Я могу понять, когда люди жалуются на жизнь, изливают свое недовольство, но… меня в этот самый момент прицельно распинают. Оуэн добивает словами, раз кулаками не вышло. Разбирает по кусочку, отламывает от оболочки по чуть-чуть, потихоньку пробираясь к болевым точкам. Или уже подобрался, но из-за физической боли мои рецепторы отказываются срабатывать на вторжение в личное пространство, на плевки в душу. Я не умею защищаться от насмешек, от презрения – никогда не получалось и не думаю, что настал время что-то менять. Мне просто страшно, что в какой-то момент Оуэн скажет что-то действительно болезненное, а он может. Я точно мазохист: затаившись, ожидаю главного удара. Моя маленькая победа – всего лишь краткий эпизод, войну я проиграю – точно знаю. У меня просто нет вооружения: ну, не могу я убить человека из личных побуждений. Мне остается только настороженно ждать залпа артиллерии. Не сейчас, так потом. Я точно понимаю, что мой маленький триумф пятью минутами раньше аукнется мне с огромной отдачей. «Патентованный яд доктора Харпера™» уже разъедает внешние оболочки, проникает все глубже – а я забываю выдыхать, не двигаюсь с места, заворожено глядя на кривящееся в очередной гримасе лицо Оуэна. Обратный отчет пошел. - Джек держал тебя лишь потому, что ради идеи, такой же фальшиво-блестящей, как фольга, ты готов лечь под кого угодно. Три. Взгляд Оуэна скользит по стенам, не останавливаясь на мне. - Если разворошить твое сорочье гнездо, кроме мусора, там вряд ли что найдется: чужие потрепанные идейки, улыбки-благодарности из вежливости, серебряные ложки из разных сервизов и осколки рождественских игрушек… Два. Оуэн изображает задумчивость, закусывает губу, словно пытаясь что-то вспомнить. - Ах, как я мог забыть, и поцелуи под омелой! Один. Оуэн криво ухмыляется, довольный – сейчас он похож на лягушонка Кермита из Маппет-шоу. - И ни одной своей мысли! Студенистое желе вместо мозга, реагирующее только на сюжеты мыльных опер и дешевых боевиков: слезы, сопли, немного экшена… Вот облом вышел с твоей кибер-подружкой? – Пли! Заткнись, заткнись, заткнись!!! Не смей! Не трогай ее, не лезь! Говори обо мне, что захочешь, а ее не трогай, слышишь? Мне хочется кричать, но я не могу пошевелить губами - вот меня и размазало. Прицельный удар. Затаив дыхание, я внимательно слушаю, что Оуэн еще про меня расскажет, как еще извратит мои помыслы, о которых он и не знал никогда. Или знал? Вдруг он тоже пользовался тем самым ожерельем, вдруг как-то успел прочесть мои мысли? Неужто, это так выглядит со стороны: омерзительно и грязно. Лучше б я ему отсосал, ей-богу, ведь действительно не впервой. Ноют ссадины и наливающиеся синяки, в голове шумит. Я так устал… я хочу, чтобы все поскорее закончилось, и мне уже не важно как. Давай, Оуэн, добивай! У меня осталось еще парочка болевых точек и минимум сил на отпор и отрицание, на хоть какую-то защиту. Мне все равно, куда и как ты ударишь – просто бей, или тебе не жить, а мне так не хочется брать грех на душу. - Как ни крути, а идиллической картинки не получилось: дом в пригороде, занавески в цветочек, рыжий сеттер и коллекция блюдец с пасторальными пейзажами – твой маленький воздушный замок разлетелся на осколки! Не могу оторвать взгляда от противоположной стены. Боль прошла, все прошло, только мысли вяло ворочаются в неком подобии сознания. Все так нечетко, размыто. Только чужой голос, еще недавно громкий и давящий, теперь ехидно нашептывает на ухо. - Дамочка обиделась… «Бай-бай, Янто! Не скучай!» …попробовал с безотказным душкой Джеком? А может, Оуэн прав? Ведь откликается, правда же?! Он с каждым разом подходил все ближе, пока не приблизился вплотную, сначала лишь слегка касался, словно случайно, потом приобнимал, пока я не позволил ему пойти до конца. Мне было плохо, я почти потерял надежду спасти Лизу – мне так нужна была поддержка, и он единственным, кто постарался мне ее дать. А ведь я не просил - он сам предложил, понял, что я больше не могу справляться в одиночку. Слабак? Да, наверное. И сволочь еще та. Что я дал взамен? Только брал, поглощал, а поначалу еще и ломался, огрызался. Щенок! Да какой щенок, собаки хотя бы преданны, а я … как только появилась возможность, я его предал, подставил. И как у него хватало терпения прощать? Я трус, мне недостает мужества на прощение, зато на обвинения всегда находились силы. Пусть я не высказывал их вслух – разве это что-то меняет? Надо было уйти вместе с Лизой, я так хотел, но он мне не позволил: успокаивал, приручал, был терпеливым - простил. Снова. Я действительно ничтожество, тряпка, сволочь, лицемер, продажная тварь. Оуэн все верно говорит – правда глаза колет. Как бы мне ни хотелось с ним не согласиться, суть останется прежней. Я виноват и незаслуженно оправдан, незаслуженно обласкан. Мне уже не хочется заткнуть глотку Оуэну - разве это хоть что-нибудь изменит? Все уже сказано, принято к сведению и запротоколировано. Но я все равно малодушно пытаюсь прижать ладони к ушам, чтоб заглушить звук, хотя уже давно не прислушиваюсь к чужой отповеди – это произнесенное вновь и вновь звучит в голове. Раз за разом, по кругу. Лицо горит от стыда – я медленно выкипаю. Дуло тычется в висок, холодное – приятно... И тут меня кидает на пол, чужая рука с силой давит на курок. Выстрел. Кажется, я умер.
Мне страшно оттого, что не могу пошевелиться. Открываю глаза и вижу над собой потолок и железные балки. Родные пенаты немного успокаивают, и все равно мне не ясно, почему я парализован. Кажется, последней мыслью перед тем, как я вырубился, было что-то типа «я умер». Соглашаться с ней как-то совсем не хочется, тем более что мертвых вряд ли будет мучить головная боль и жажда. Три глубоких вдоха носом и три выдоха ртом. Дернулся правый мизинец, потом безымянный палец… вот рука уже сжата в кулак. Хорошо, просто тело затекло от неудобной позы на не предназначенном для сна диванчике. Морщась, поднимаюсь и потягиваюсь, смачно хрустя позвонками и суставами. Передвигаюсь я строго синусоидами. В голове муть и обрывки воспоминаний. Точно помню разбитый нос – очень четко, но при детальном осмотре не обнаруживаю никаких видимых повреждений. О вчерашнем… не знаю, как это назвать… в общем, о вчерашнем напоминает только ноющая боль в области живота и немного – под ребрами. Вполне терпимая, кстати. Всплывающие мелкие подробности из воспоминаний заставляют краснеть и гонят прочь из хаба – домой, в душ и переодеться. Бежать не оглядываясь… Я даю себе две минуты на успокоение, достаю секундомер…и не могу сдержать улыбки. Есть вещи, о которых приятно помнить: свое настолько, что никто другой и не поймет. Разве что… Джек, я скучаю. Стрелка резво бежит по кругу. В такт ее тихому тиканью бьется сердце. У меня полторы минуты, чтобы забыть вчерашнее и вспомнить о чем-то приятном настолько, чтоб замедлить шаги и спокойно, неторопливо выйти на улицу. Свежий утренний ветерок норовит забраться под рубашку и забросить галстук на плечо, треплет полы пиджака. В шесть утра улицы пусты, в сонной тишине гулко звучат мои шаги – четыре на каждый тик-так. Где-то кварталах в двух к востоку громыхает мусоровоз. Руки плохо слушаются – громко звякая, падают на асфальт ключи, пальцы подрагивают. Зажмуриваюсь до цветных пятен, отсчитывая десять секунд, размыкаю веки и только тогда открываю дверцу, сажусь за руль и вставляю ключ в зажигание. Ехать недолго, по пустынным улицам так вообще минут семь. У меня есть пара часов. Гвен придет на работу к девяти, а вот Тошико будет у монитора уже часов в восемь. Надо успеть прийти в себя… привести себя в порядок, заехать по пути за завтраком и только потом - в офис. Сегодня я точно не обойдусь без кофе, что к нему, пока не знаю. При мысли о еде начинает подташнивать. Паркуюсь, взбегаю по лестнице на свой этаж, открываю входную дверь, хлопаю ею, на ходу снимая ботинки и стаскивая одежду – в душ. Звук льющейся воды, в зеркале над раковиной отражается слегка помятый и небритый молодой мужчина. На лице ни царапин, ни ссадин, нос в полном порядке, а в глазах … черт, неужели это я? Прислоняюсь лбом к стеклу – лишь бы не видеть эту растерянность, затравленность. Память играет со мной злую шутку, подкидывая подборку воспоминаний о вчерашнем вечере. Мучительно постыдных. Я отталкиваюсь от зеркала, вжимаюсь в стену и сползаю по ней на пол, пряча горящее лицо в ладони. Пора что-то решать. Единственное, что точно понимаю: я не хочу быть жертвой. Я не могу себе такого позволить – срабатывает внутренний предохранитель. Забыть, вычеркнуть из жизни несколько часов – тоже непозволительная роскошь. Сразу задумываюсь о том, а как же с этим справляются другие: у меня-то есть возможность скорректировать свою память, но что с другими? Почему я должен упрощать себе жизнь, я что – избранный? Ну смешно же. Тогда уж сразу себя в слабаки записать. Я потерял опору и теперь не могу решить, что дальше делать. А всего-то и надо – найти другую… или отнестись к ситуации так, чтоб эта опора никуда не исчезала. Как? Ну, во-первых, не все так трагично. Меня смешали с дерьмом – это да. Значит, надо отмыться: пусть это слишком буквальная трактовка, но от физиологии не убежишь. Тем более, доказано, что на эмоциональное состояние можно влиять через физическое и наоборот. Горячие струи бьют в спину, в грудь, барабанят по пустой голове – и действительно, меня немного отпускает. Просто растерялся, я же никогда не бывал в подобных ситуациях, и ведь никто от них не застрахован. Сейчас главное – расслабиться, выпустить пар: я уже чувствую, как на место смятению приходит гнев. Он требует немедленных действий, напрягает мышцы, готовя к внезапному беспорядочному движению: неважно, куда, неважно, как – просто двигаться. Я быстро вытираюсь, натягиваю спортивные штаны, футболку и кроссовки. Сырое полотенце валяется на кафельном полу в ванной – потом подберу. Ключи в карман и на улицу – несколько кварталов до Бьют-парка, а там излюбленный маршрут вдоль реки до поля для регби. Ветер в лицо, ветер в голове – сам как ветер. Не бегу – лечу. Гнев просачивается сквозь кожу вместе с потом, испаряется, образовывая внутри вакуум. Привычная пустота вытесняет все лишнее, ширится. Метроном сердца, метроном шагов, ни единой мысли – не время, чуть позже. С асфальтированной дорожки на боковую аллею, узенькую, как тропа, посыпанную гравием. Он шуршит, из-под кроссовок летят маленькие камушки. Одуряюще пахнет травой и утренней свежестью. Эти запахи делают воздух невероятно плотным, в нем вязнешь, как в паутине, а он проникает в легкие, заливается в вены, вытесняет лишнее, оставляя только звон в ушах да головокружение. На повороте я не удерживаюсь и, кувыркаясь, падаю на газон, скольжу по сырой траве. Мелкая зелень, семена и листья тут же липнут к промокшей футболке, влажной коже, пристают к штанам, а я смеюсь – как же мне хорошо! Что-то лопается внутри и впервые за несколько недель или даже месяцев я дышу полной грудью, и мне это доставляет удовольствие. Такое ощущение, что последнее время я был загипсован с ног до головы, и вот пришел Оуэн и как шандарахнет по гипсу молотком – он и раскололся, осыпался к чертовой матери. И, боже, как это хорошо! Я и забыл…Прав был кто-то умный, сказав, что любовь к миру начинается с любви к себе. Погано только то, что, не испытав на своей шкуре, этого не поймешь. А всего-то надо было дать себе позлиться, побояться – почувствовать – и все встало на свои места. Действительно, что толку в том, чтоб откладывать радость на потом: вот, когда то да се, я непременно буду счастлив. Почему не сейчас? Глупо же, можно не заметить, как жизнь прошла в этих откладываниях. А тут еще не знаешь, доживешь ли до завтра, будет ли оно. Оуэн – кретин и сволочь, больной на всю голову. Не хочу тратить на него свое время, переживать и маяться вопросами «за что» и «почему». Какая, к черту, разница? Не хочу оправдываться, не хочу винить себя. Хочу смеяться… и круассаны. Точно, круассаны со свежим маслом и клубничным джемом или чеддером. В животе урчит от голода. Озябший и промокший, я смотрю в серое небо, такое низкое, что, кажется, протяни ладонь – и коснешься облаков. Подумать только, как давно я их не замечал. Такое ощущение, что часть жизни просто прошла мимо, безвозвратно, а я не оценил. Даже жалко как-то. Я даже не подозревал, сколько сил отнимает обида на весь мир, а где брать новые? Сидел в своем панцире и никого не трогал, отгородился от реальности, совершенно не соображая, не понимая: чтобы раны затянулись, коже надо давать дышать. Надо было бабушку слушать… Она говорила, что самое полезное качество – умение прощаться. Удерживать силой – удел слабаков. Умная была женщина, земля ей пухом. Прими я это как должное, насколько б проще было…хотя, наверное, стоило через это пройти – потерять, обрести что-то новое. На практике оно как-то понятнее. - Прощай, Лиза, - говорю я небу, и первые капли дождя падают мне на лицо. – Я помню о тебе. Поднимаюсь с травы, выхожу на гравий, быстро набирая скорость – промерз так, что зубы стучат. Бег помогает согреться, дождь – очиститься. Он кончается за квартал от моего дома, у пиццерии, где он постоянно берет пепперони на вынос. За углом видеопрокат – у него есть карточка постоянного покупателя. Быть везде и нигде одновременно может только… - Джек, скотина, я скучаю, - получается чересчур капризно и от этого смешно. Я улыбаюсь, и люди оглядываются, смотрят на меня как на городского сумасшедшего. Наверное, со стороны я выгляжу нелепо – этакий лесной тролль, весь в земле и листве. Кроссовки хлюпают, футболка и штаны липнут к телу – ему бы понравилось, как пить дать. Жаль, что его нет рядом, с ним я тоже мог просто улыбаться, правда, совсем чуть-чуть и, казалось, через силу. Интересно, каково ему от этого было? Если бы я не мог порадовать кого-то…близкого? Любовника? Любимого? Кого, собственно? Я не могу определиться и разобраться с его ролью в моей жизни с ходу. Вернется – посмотрим. Главное – ждать: мне не в напряг, а ему приятно. Я точно знаю. Греясь в душе, покидав промокшие вещи в стиральную машинку, а кроссовки в сушилку, попивая душистый утренний чай, одеваясь, я просто смакую свое состояние легкости и наполненности жизненными силами одновременно. Энергия во мне так и кипит, тело требует активных действий. И подчиняясь этому желанию, я быстро собираюсь и выхожу на стоянку. Приходится делать крюк, чтоб заехать во французское кафе – от него на квартал распространяется аппетитный аромат свежей выпечки, прямо слюнки текут. Есть хочется неимоверно, но я дотерплю до хаба: сегодня мне хочется разделить с кем-то свои желания, пусть даже они касаются всего лишь утоления голода. Мне кажется это естественным. Бумажный пакет едва не лопается от количества втиснутых в него круассанов, и продавщица в белоснежном накрахмаленном передничке посмеивается надо мной, я улыбаюсь ей в ответ. - Что-нибудь еще? – осведомляется она. - Да, кофе, пять эспрессо и сливки отдельно. Пять, а нас четверо. Просчитался или? Джек, ну ты понял…
No hidden catch. No strings attached. Just free love.
Я периодически вижу посты людей о том, что они хотят посмотреть Торчвуд, но у них нет возможности (лимитированный или мобильный интернет, а также иные причины). Поэтому объявляю бессрочную акцию. Людям с ограниченным интернетом я запишу и вышлю по почте оба сезона совершенно бесплатно. Два момента: записываю или ТВрипы с русской озвучкой, или ДВДрипы с русскими титрами (можно выбрать), а отправляю обычной почтой по указанному вами адресу. Иначе говоря, HDTV не записываю.
Не нужно стесняться - у меня халявные болванки, а на почту денег требуется не много. В свое время я точно также высылал Queer as folk. Единственное, я не готов помогать людям, у которых есть возможность скачать, но лениво. Со мной можно связать через у-мыл или по е-мейл daarhon @ weirdy.net В письме лучше сразу писать какой вариант выбираете и почтовый адрес (с индексом и ФИО) - так мы сбережем наше с вами время =)
Буду благодарен за кросс-постинг. Сдерживая рвущуюся наглость, прошу администатора сообщества вписать мой пост в анналы эпиграфа. Ну или - как минимум - не банить меня
мне подарили роскошный подарок, и я спешу поделиться радостью ))
автор: Lomdri название: Oops!.. I did it again предупреждение: Пейринги, рейтинги, высокие и не очень идеи отсутствуют. Просто JB в эпостасии JH и в ракурсах.
читать дальшеИдеальным компаньоном для последнего из тайм-лордов оказалась отнюдь не красивая, большеглазая и совершенно безмозглая девушка-блондинка, а темноволосый мужчина хорошо за тридцать лет биологически и за пару тысяч лет реально. Впрочем, Джек согласен был перекраситься в блондинку, если бы пожелал Доктор. Он и так делал все, что пожелал Доктор, даже согласился умереть. Два раза. На второй раз ему удалось. Тот факт, что на Игровой станции, бывшем Спутнике-5, он купил Доктору те несколько минут не только своей смертью, но и чужими, бросив беззащитных людей как живую преграду против Далеков, точно зная, что пластиковые, как впрочем, и из любого металла, пули не причинят тем ни малейшего вреда, даже не включался в уравнение. Ни им, ни Доктором, так и не запустившим в конечном итоге Дельта-волну. Впрочем, это было давно. С тех пор погасли миллионы звезд, возникли тысячи галактик, было проложено множество путей, родилось и умерло бессчетное количество цивилизаций, а единичные и массовые трагедии никто не считал. И константой Вселенной был только Доктор. А спустя неопределенный временной отрезок константа изменилась, продублировавшись, и включила в себя Компаньона Доктора. Тогда прошло двести два года с момента последнего визита Доктора в Кардифф, и запертый все это время на Земле Джек Харкнесс постепенно терял целостность своей психики, если таковая у него еще оставалась после девятнадцати сотен столетий погребения заживо, когда на грудь давила тяжелая сырая земля, и он оживал, только чтобы задохнуться и умереть. Девятнадцать столетий беспросветной тьмы, невыразимой муки, земля во рту и обреченность знания. Будто знать свою смерть наперед, только обратной петлей. Ты знаешь, когда оживешь. Когда Джека вытащили из ямы и положили рядом, он задыхался на краю, рядом с горой вырытой земли, содрогаясь в невозможности вдохнуть, выплевывая, выхаркивая землю, и отчаянно раскрывал глаза и ничего не видел, и по грязному лицу текли неощущаемые слезы. Он начал что-то ощущать только через несколько часов. Когда возвращались зрение, и слух, и обоняние, и остальные чувства, и боль в горле от сорванных связок была счастьем. Потому что Джек точно знал, что она скоро пройдет. Тогда он каким-то чудом удержался на краю сознания, сохранив разум, и даже решился снова не жить. Сразу, спустя те самые несколько часов, пока он переживал муки возрождения. Впрочем, сон глубокого холода был лишь мгновением. Он лег на твердое ложе, а в следующее мгновение уже открыл глаза, и был двадцать первый век, и его брат, и бывший любовник, сделавший в своей жизни ровно один хороший поступок, который, впрочем, ему не стоил ничего, и любимая команда, за которую он нес ответственность. И было умение прощать. Тогда еще было. Еще одна непонятная окружающим черта, которую он, подобно экзотической болезни, подхватил у Доктора. Спустя две сотни лет это умение потерялось под грузом прожитых лет и обломков окончательно рассыпающейся психики. Двести лет напряженной бессмысленной работы, двести лет ответственности за чужие жизни и потерь этих жизней, двести лет любовных романов - замен, двести лет давящего ощущения четырех стен и сомкнутого пространства, двести лет взглядов на небо. Двести лет ожидания. И он дождался. И около Разлома появилась Тардис, и из нее вышел Доктор, - все такой же, как и две сотни назад, ни одной регенерации после уничтожения Далеков - и сказал Джеку: - Со мной. Он больше не предлагал. Он приказывал. И Джек шагнул вперед, не оглядываясь. После него в сейфах-контейнерах Торчвуда осталась небольшая кучка одежды и личных вещей, несколько килограммов абсолютно подлинных документов - удостоверений личности - по команде из Торчвуда сертификаты о рождении выписали бы на крокодила из латинской Америки - и гигабайты информации на жестких дисках последнего поколения. И больше ничего. *** С Доктором Джек обрел что-то, похожее на покой. Внутренний покой. Нет, Доктор остался прежним. То же неуемное любопытство, тот же фонтан бешеной энергии, то же желание влезть в чужую жизнь и в чужую историю. Только в глазах появилось что-то иное. Что-то невыразимо страшное. Доктор тоже устал от потерь своих компаньонок. И взял того, кто не сможет умереть. Даже если захочет. И от этой мысли на лице Доктора появлялась улыбка. Не его обычная сияющая радостью или злорадностью ухмылка, а небольшая, почти только уголками губ. И от этой улыбки Джеку становилось и радостно и немного жутко. Но все же они менялись. И после серии Малых Взрывов, после которых рождались новые галактики, и которые были инициированы Доктором - просто потому, что ему захотелось показать Джеку истинное рождение нового мира, - что-то в цепочке регенераций оказалось нарушено, и Доктор застрял в одном облике. Каждая регенерация повторяла в точности предыдущую, и десятая - только десятая, рядом с Джеком регенерация Доктору не требовалась очень много лет - регенерация прошла в тот же облик. И одиннадцатая, и двенадцатая, и тринадцатая, и четырнадцатая и все последующие. В момент тринадцатой регенерации Джек чуть окончательно не потерял рассудок. От ужаса, что Доктор сейчас умрет - только тринадцать тел, только тринадцать жизней! - и он останется один. Навечно. Один во Вселенной. Но из ослепительного света на командном мостике Тардис соткалась кровь и плоть, и Джек разрыдался от невыносимого облегчения, разрыдался откровенно и истерично, на узком плече Доктора. Они сидели на полу, и Доктор обнимал Джека, и гладил по спине. И потом Джек даже во сне прижимался к нему, и просыпался каждые пять минут. Доктор не спал, поэтому просто шептал каждый раз "Я здесь, все хорошо, Джек, спи. Я с тобой навсегда", и Джек успокаивался, его дыхание выравнивалось, и он снова засыпал. На следующие пять минут. Шли годы. Впрочем, что значат годы, и десятилетия, и столетия, и нескончаемые миллениумы для одного - единственного выжившего тайм-лорда и его бессмертного компаньона? Один взмах ресниц. *** И однажды они оказались в затерянном вулкане Вселенной. Рядом с космическим кратером, в котором исчезала любая жизнь. Там останавливалось любое движение, и белковые и небелковые тела переставали существовать. И Джек пережил сильнейшее в своей жизни искушение. Когда твоя ситуация безвыходна, абсолютно безвыходна, и впереди бесконечность, ты способен на любые поступки. И Джек готов был сделать шаг вперед. Слишком много усталости. Когда есть только жизнь, и ее много, и она бесконечна, и ты пережил все, что можно, и вдруг перед тобой распахиваются врата смерти, ты примешь ее с радостью. И когда Джек сделал шаг в жерло вулкана, сзади его обхватили сильные руки и дернули назад. - Я не отпущу тебя. Ты мой, - очень четко произнес Доктор. Джек кричал и рвался, возможность уйти затмила разум, он отбивался и умолял. Но Доктор сжимал его в объятиях, и жерло закрывалось на глазах у Джека. И Джек замолк и застыл. Вулкан погас навсегда. И Джек понял это, как и Доктор. И они стояли на краю, и Джек ощущался в руках Доктора каменной статуей. Доктор затащил его в Тардис. И там разложил на полу, и отымел так, что Джек только всхлипывал. Но не сопротивлялся. Как и раньше. Потом Доктор обнимал его и шептал "мой", и Джек рыдал, хрипло и болезненно. Надежда умирала в корчах агонии. И когда ее не осталось, Джека накрыло бесцветное покрывало фатализма. И вечный спутник фатализма - покой. - Доктор. Сколько языков ты знаешь? - Нууу, около шести миллиардов. - И на скольких из них тебя проклинают? Спокойный тон. Спокойствие во взгляде. Принятие. Покорность. Казалось, тайм-лорд все же сломал своего компаньона. *** Но хоть тайм-лордам и не доступна эмоция любви, все же бессмертие Джека, эта застывшая точка во времени, что-то задевало глубоко внутри. И когда в глазах Доктора все чаще начала проскальзывать искра безумия, его исказившаяся суть - суть тайм-лорда - приняла чужое искажение за норму, и Джек стал для Доктора тем, чем мог бы стать только другой тайм-лорд. Люди все же назвали бы это любовью. И когда Джек получил это - и он, будучи человеком, назвал это любовью, - то покрывало покоя будто сдернуло метеоритным потоком. И душа ожила, и взгляд вновь засверкал жизнью. И неважно, что в их взглядах - последнего тайм-лорда Доктора и бессмертного человека, забывшего свое имя и навсегда оставшегося Джеком, - мелькало одинаковое безумие. Перед ними расстилалась Вселенная. И в ней два отчаянных авантюриста могли найти множество приключений.
#1 читать дальшеОт парня просто исходило ощущение чужеродности. Не опасной, не агрессивной, но тем не менее совершенно откровенной чужеродности. И Сэм никак не мог понять ее природу. Даже когда запустил язык парню в горло по самые гланды. Впрочем, какой там парень, лет тридцать пять, не меньше, по прикидкам Сэма. И у него еще не было партнеров настолько старше его. Это странным образом заводило. Возраст, явная готовность лечь вниз и ощущение чужеродности. Потрясающе красивые глаза, как бы смешно не было смотреть в глаза парню, которого собираешься трахнуть и забыть. Ослепительная улыбка и столь же откровенный, как чужеродность, секс-эппил. - Меня зовут Джек. И улыбка. - Сэм. Больше слов не было. Безликая комната в мотеле, жесткая кровать, Джек раздевается быстро и эффективно, без намека на кокетство, длинное пальто, и странно видеть такую одежду в захолустье, в городишке где-то между бескрайними полями штата Айова, здесь в ходу куртки, не пальто, темные брюки, - не джинсы - светло-голубая рубашка, Сэм готов сорвать ее с чужих округлых плеч, почувствовать под ладонями горячую кожу, мускулы под ней, сжать до синяков и заставить партнера сделать все, что он, Сэм, хочет. Дин готов был сделать для него все. И это было причиной, по которой Сэм хотел *заставить* кого-то другого. Джек не сопротивлялся. Впрочем, это было бы смешно, учитывая, что их обоих привело в это комнату желание трахнуться друг с другом. Впрочем, он не сопротивлялся и когда Сэм свалил его на кровать, и когда оттолкнул от себя чужие руки, и когда перевернул того на живот, и когда намеренно забыл о смазке - и мысленно ухмыльнулся, пока мог, парень с такой растянутой задницей обойдется без смазки, - и когда трахал, на время забыв от количестве трупов за плечами, и когда кончил и свалился тяжеленным мешком - Дин всегда ругался хрипло и спихивал Сэма, хорошо, если не на пол, - но Дина нет, а Джек не делает попыток вырваться, покорно принимая все, и лежит, с трудом дыша, повернув голову, и не закрывает глаза, и смотрит перед собой. Перед ним стена. Сэму все равно. Любопытство и сексуальное вожделение и ничего больше. Все, кто не Дин, лишь одномоментное развлечение. Отвлечение от одиночества.
#2 читать дальшеДжек дико устал. Устал от Торчвуда, от своих коллег-подчиненных, от бессмысленной работы по спасению планеты Земля от инопланетного вторжения - отсталый мир, в сотнях галактик это называется интеграцией, а не вторжением, - и от ожидания. От своей проклятой любви. Впрочем, слово "любовь" он постарался бы не произнести даже под пытками. Доктор выше примитивных определений, и все, что осталось Джеку - это будущее. Для обычного человека будущее - это свет надежды. Для Джека Харкнесса - беспросветная нескончаемая тьма с одним взрывом сверхновой в центре. И ему остается лишь ждать, когда свет этой звезды обольет и его - миллионы световых лет. И потом его затянет в образовавшуюся черную дыру. Джеку хочется сдохнуть. Жизнь продолжается. Насмешка, бля. Нет в этой Айове - дыра на планете под названием Земля, тоже дыра та еще, - никаких инопланетян, все тихо и спокойно. И понравилось ведь ФБР вытаскивать его - ну не лично его, кого-нибудь из Торчвуда, но юкей предпочитала отправлять его, как имеющего наибольший опыт контакта с внеземными формами жизни, - на конференции в очень узком кругу. Ничего страшного нет в контактах с выходцами с других планет. За некоторыми исключениями, конечно, но это жизнь. Это нормально. И иногда хочется тупо напиться, а в барах попадаются интересные экземпляры. Как один хмурый парень, высоченный, выше Джека, с темными волосами и тяжелым взглядом. Один из тех, кто ничего не значил для Джека. Как и Джек для них. Все стандартно, мотель, кровать, безразличие. Жесткий секс, физическая боль, физическое наслаждение. Ничего больше. Ничего похожего на отношения в Торчвуде. На беспрекословное подчинение Йанто, на эмоциональную нестабильность Оуэна, на навязчивое сочувствие Гвен, на технократическую холодность Тошико. И на всех них он завязан эмоциями и ощущениями. А для этого парня он не значил ничего, кроме возможности получить несколько минут примитивного наслаждения. И от этого было спокойно. Нет отношений, нет эмоций, нет завязок, нет мучений. Душевных мучений. Физические мучения он, как выяснилось, может выдержать любые. Это всего лишь тело, а с его телом делали уже все, что только может породить человеческая и нечеловеческая фантазия. И он все пережил. То, что делало с его душой существо, называющее себя Доктор, было бездонной агонией. Настолько страшной, что у Джека не было слез. Он никогда не стеснялся плакать, оплакивать свои потери, когда текли слезы и искажалось лицо. Но когда появлялся Доктор, слезы высыхали, оставляя после себя раскаленный песок. Единственным утешением было то, что у него были все шансы Доктора все же дождаться. И он жил и ждал.
И крошка-драббл без кроссоверности. Пейринг Джон Харт/Джек Харкнесс. Как противоядие от ангста.
читать дальшеДжек Харкнесс - мужчина хоть куда. Так заявил Джон Харт, а уж он провел с Джеком пять лет и точно знал, куда именно.
в последнее время встречается масса песен, на которые, если б руки росли из правильного места, я бы точно сделал клип. но так как руки растут не оттуда, откуда надо, а поделиться хочется, то я буду сюда выкладывать песни, которые мне кажутся очень подходящими для чего-нибудь... этакого а если вдруг найдется заинтересовавшийся клиподелец и все-таки осуществит одну из моих мечт, счастью моему предела вообще не будет ))
1. на сегодня песня из фильма "Предположим, что ты капитан". видеоряд каждый может представить себе в меру фантазии