Торчвуд-фест

[Schnizel]

Белый: 1, 13. Зеленый: 1. (Оуэн, Марк Линч, Долгоносик)
Время действия: сразу после событий серии "Combat", когда покусанный долгоносиком Оуэн попадает в больницу.
Жанр: наркотический бред.

Марк Линч появляется вечером, после обхода, когда обитатели частной клиники Святого Бернарда уже готовятся отойти ко сну. Он входит через дверь, будто обычный посетитель; долгоносик следует за ним неслышной тенью, и это выглядит как-то до ужаса буднично, словно долгоносики в качестве эскорта стали обычным делом. Странная парочка проходит в палату и останавливается у кровати Оуэна. Тот глядит на гостей без эмоций, ждет, что будет дальше. Он уверен, что спит, и ему снится сон, ну, или почти уверен. Что-то в облике этих двоих кажется ему категорически неправильным, но он еще пока не может понять что именно. Молчание грозит затянуться, и Оуэн нарушает его первым.
- Ты не можешь быть здесь, ты умер. А он, - оторвав руку от одеяла, Оуэн указывает пальцем на долгоносика, - тем более не может быть здесь.
Слушая свой голос, Оуэн начинает сомневаться, что все это сон - он ощущает вибрацию голосовых связок, а сломанные ребра отзываются ноющей болью.
- Знаешь, меня никогда не интересовали женщины, - произносит Линч спокойно и медленно, - в том смысле, что мне нужно было от них лишь одно - их тело. Губы, сиськи, задницы и то, что между ног. Их внутренний мир не был мне интересен. Никогда. Мужчины – совсем другое дело. Мужчины рождены для того, чтобы бороться, побеждать и умирать молодыми, они рождены, чтобы жить на полную катушку. Мне нравилось иметь с ними дело. Мне нравился мой бизнес, мой бойцовский клуб. Он был моим любимым детищем. А потом пришел ты и все разрушил.
- И зачем ты мне это рассказываешь? - Оуэн кривит рот, пытаясь изобразить свою неизменную ухмылку, но из-за глубокой ссадины на скуле получается у него неважно.
- Ты всегда хотел выглядеть таким, каким я был на самом деле - равнодушным циником, ни в грош не ставящим ни мнение окружающих, ни их жизни. Ты всегда хотел выглядеть настоящим, стопроцентным мужчиной. Но на самом деле ты не таков, Оуэн Харпер. Ты жалкое, слабое создание, твое нутро настолько уязвимо, что ты должен постоянно прикрывать его усыпанным иголками стальным панцирем из цинизма, агрессии и грубости.
Оуэн глядит на него, склонив голову набок. Он не уверен, что происходящее его забавляет.
- Ты не ответил на мой вопрос, Марк. Какого черта ты пришел и говоришь мне все это?
- Я уйду, да. - Линч копирует его, так же склонив голову набок, и это несказанно раздражает, - я исчезну из твоей жизни, друг мой. Но сперва, я хочу подарить тебе кое-что.
- Что именно?
Линч улыбается, улыбается улыбкой Оуэна, или это ему только кажется?
- Всему свое время. Подарок еще не готов.
Он уходит все так же неторопливо, словно обычный посетитель, а долгоносик все так же следует за ним. Оуэн видит сквозь стеклянную перегородку, как парочка сворачивает налево, к лифтам. И вдруг понимает, что именно в облике Линча и долгоносика показалось ему неправильным - глаза. У Линча были глаза долгоносика - с отливающими желтизной белками, синеватыми прожилками сосудов и темной радужкой, которая почти сливалась со зрачком, а долгоносик глядел на мир глазами Линча, красивыми, карими человеческими глазами. Оуэн лежит некоторое время неподвижно, тупо пялясь в потолок, потом, сцепив зубы, приподнимается на локтях, тянется к регулятору подачи лекарств в системе для внутривенных вливаний, колдует над ним некоторое время, затем с удовлетворенным видом откидывается на подушку. Его сосед по палате умер сутки назад, так что можно не бояться, что кто-нибудь заметит его манипуляции. Он считает доктора Корригана, своего лечащего врача, некомпетентным выскочкой – Оуэну с трудом удалось уговорить его прописать ему дилаудид, упирая на то, что раны, нанесенные зубами долгоносиков куда более болезненны и куда медленнее заживают, нежели все остальные, а впоследствии Корриган наотрез отказался увеличить дозу препарата, несмотря на просьбу Оуэна. Но всегда можно обойтись без него. Через некоторое время его уже ничего не беспокоит - тело наливается приятной истомой, исчезает боль, тревога и мрачные мысли. Он засыпает.

продолжение в комментах.

@темы: Owen Harper, подарочный фест, fanfiction

Comments

[Schnizel]

Наутро приходят Гвен и Тошико. Две женщины, каждая из которых занимает особое место в жизни Оуэна Харпера. Их с Гвен бурный роман потихоньку сошел на нет около двух месяцев назад, когда страсть поутихла, и причин терпеть его несносный характер не осталось. У Гвен есть Рис, а еще у Гвен есть стойкая иллюзия, что наличие Риса в ее жизни делает ее сильнее и дает ей преимущество перед остальными. Когда она поймет, что это всего лишь иллюзия, то ей будет очень больно. Так считает Оуэн. Тош уже довольно долгое время испускает на него флюиды глубокой, романтической привязанности. Она согласилась бы и на кратковременную интрижку без обязательств, Оуэн в этом почти уверен. Но он никогда не позовет ее на свидание. И никогда не задаст себе вопрос – почему. Незачем задавать вопросы, ответы на которые он категорически не желает знать. Меньше всего на свете Оуэну хочется видеть сейчас этих двоих; он тут же притворяется спящим, чтобы избежать ненужных разговоров и проявлений заботы. Он спокойно посапывает, мышцы его лица полностью расслаблены, он уверен, что сможет обмануть даже пристрастного наблюдателя.
Пару минут они молча глазеют на его распластанное по кровати бренное тело.
- Доктор сказал, - тихо произносит Гвен, - что еще сантиметр, и долгоносик прокусил бы ему сонную артерию. Ужасно, правда?
- К чему жалеть человека, который не жалеет ни себя, ни других? – Тош говорит негромко и раздумчиво, но Оуэн уже точно знает, что она не купилась на его уловку, и эти слова предназначены ему, а не Гвен. – Он так и будет идти дорогой саморазрушения, будет идти, пока не разрушит себя окончательно.
- Может не все так плохо как кажется?
- Возможно. Но я в этом сильно сомневаюсь. Идем, нам нечего здесь делать.
Они уходят, оставив на столике корзинку с фруктами. Оуэн открывает глаза, бездумно глядит в потолок, рассматривая зигзагообразную трещину возле лампы. Потом тянется к корзинке, достает большущее красное яблоко, которое блестит, словно лакированное, с хрустом надкусывает, не обращая внимания на боль в поврежденной скуле. День пролетает быстро – перевязки, процедуры, сон, больничная еда, которую он украдкой спускает в судно под своей кроватью, и опять сон. И постоянное состояние легкой эйфории от повышенной дозы наркотика. Вечером вновь появляется Линч; Оуэн уже ждет его, он уже настроен почти благодушно, ему скучно, и он жаждет развлечений.
- А ты в курсе, что у долгоносиков не бывает женских особей? – Оуэн расплывается в улыбке; он слегка возбужден, ему хочется сказать, или сделать что-то исключительно жестокое и бессмысленное. – Я вскрыл их около десятка; половые органы у них расположены внутри, посередине брюшной полости. Их два вида – мужские и женские. Они гермафродиты, Марк. Если ты решил стать наполовину долгоносиком из-за их мужественности, то у тебя есть все шансы остаться одновременно импотентом и фригидным, ибо у гермафродитов вида homo sapiens половые органы обычно не функционируют.
Оуэн хихикает, как будто он сказал что-то ужасно смешное. Линч поворачивает голову к долгоносику, тот синхронно копирует его жест, и от того, как они обмениваются осмысленными, значимыми взглядами и мимикой, у Оуэна ползут мурашки по коже. Потом Линч оборачивается к нему, улыбается терпеливо, словно больному ребенку.
- Помнишь, я как-то говорил тебе, что после смерти нас не ждет ничего, кроме пустоты и темноты, и поэтому надо жить здесь и сейчас, полнокровной жизнью, наслаждаясь каждым мигом существования?
- Да, что-то такое было. Хочешь сказать, что тебе удалось проверить свое утверждение на практике?
- Да, именно так. Но я ошибался. Там не просто тьма. В ней есть кто-то. Кто-то движется. Во тьме. И они, - кивок в сторону долгоносика, - знают о нем не понаслышке. Они молятся ему, словно Богу. Тому, кто движется во тьме.
У Оуэна темнеет в глазах, на лбу выступает испарина. Ему почему-то ужасно не хочется продолжать этот разговор, поэтому он предпринимает попытку сменить тему.
- Ты, кажется, обещал подарить мне что-то, дружище, или как?
- Да, - Линч глядит на него, глядит глазами долгоносика, и сочетание его спокойного голоса с этим чужим, цепким, хищным, выжидающим и одновременно больным и тоскливым взглядом рождает стойкое ощущение крайне неприятного диссонанса, – Завтра. В то же время.
Гости удаляются также неторопливо, как и в прошлый раз. Оуэн пытается уснуть, но тщетно; приходится вновь увеличивать дозу. Несмотря на это, ему снятся кошмары – он копошится в глубокой, зловонной яме, царапая ее склизкие стены пальцами с оголенными костяшками, с которых клочьями свисает ободранная кожа; скользит, задыхается, сползает вниз, а на него валятся тела таких же, как он, живых мертвецов. Его опрокидывают на спину; зловонная жижа заливает ему рот и нос, он судорожно пытается уцепиться за что-нибудь, найти опору, но тщетно. Он задыхается; короткая агония переходит в пробуждение – мучительное, словно он только что вышел из утробы матери.
Оуэн дышит тяжело и хрипло, приподнявшись на локтях; в палате полумрак и тишина; если на его крик не сбежался весь персонал, работающий на их этаже в ночную смену, значит, он не кричал. Дрожащими руками он вновь тянется к регулятору подачи лекарств; в голове теснится целый рой мыслей, в частности о том, что он слишком быстро заработал привыкание к дилаудиду, и теперь его действие ослабло. Засыпая, Оуэн вдруг осознает, что за все время, проведенное в больнице, он ни разу не вспомнил Диану. Не представил себе ее лицо – безмятежное, улыбающееся, с золотистыми искорками в уголках глаз, ее руки – тонкие, с длинными, как у пианистки пальцами, и крошечной родинкой между безымянным пальцем и мизинцем; жест, которым она постоянно поправляла капризный локон у правого виска… Он пытается восстановить в памяти все мелкие детали, все слова, все взгляды, жесты, прикосновения. Сознание уплывает куда-то в туман; Диана глядит на него с тревогой и упреком, потом отворачивается и просто уходит.

[Schnizel]

Следующий день проходит в мучительном, нетерпеливом ожидании. Когда под вечер медсестра берет у него кровь и мочу на анализ, а на вопрос, о каком анализе идет речь, отвечает нечто невнятное, Оуэн начинает подозревать, что кто-то из персонала заметил его манипуляции с наркотиком и настучал Корригану. Линч с долгоносиком появляются сразу, как только стрелки часов, висящих над входом в палату, смыкаются на четверти десятого.
- Пора, - произносит Линч, жестом предлагая Оуэну следовать за ним.
Тот медленно спускает босые ступни с кровати; собственное тело кажется ему чужим и неуклюжим, голова слегка кружится. Переступает порог палаты и ошеломленно замирает, почти ослепнув от яркого света. Вместо широкого больничного коридора со сломанной каталкой у стены и неистребимым запахом лекарств и дезинфекции, он попадает в просторный зал, заполненный нарядно одетыми людьми. Моргает, обалдело вертит головой, пытаясь понять, что происходит. Джек появляется перед ним неожиданно, словно чертик из табакерки. На нем совершенно идиотский малиновый пиджак и канареечный галстук; он сияет какой-то абсолютно маниакальной, радостной улыбкой, а голос у него громкий и пронзительный, будто у конферансье в театре.
- Дамы и господа! – выкрикивает Джек, обернувшись к толпе, - А вот и наш жених!
Оуэн на секунду глохнет от грома аплодисментов; его взор загнанно мечется по толпе, все вокруг сливается в какой-то разноцветный водоворот. Толпа начинает двигаться, расступаясь, пропуская кого-то, кого-то явно важного и значительного. Мистер Эллис величаво движется по образовавшемуся проходу, ведя под руку Диану, Диану Холмс. У Оуэна пересыхает во рту, он забывает дышать, и уже не видит никого вокруг – только её. Диана сияет яркой, пурпурной от губной помады улыбкой; в подвенечном платье она похожа на легкое, пушистое облако. Рука Оуэна дрожит, когда мистер Эллис торжественно вкладывает в его потную, подрагивающую ладонь тонкую, почти невесомую руку невесты, обтянутую белоснежной перчаткой. Звук фанфар, плавно перетекает в мелодию вальса; Диана, смеясь, увлекает его в центр зала, к танцующим парам; он открывает рот, чтобы сказать ей, что не может танцевать вальс в больничной пижаме, но вдруг замечает, что на нем уже не пижама, а элегантный кремового цвета костюм с галстуком и начищенные до блеска туфли. От танца кружится голова, а окружающее пространство переменчивым калейдоскопом проплывает мимо; он видит в толпе Джека, окруженного хохочущими женщинами и мужчинами, который ест клубнику из рук блондинки с огромным бюстом, он видит Янто во фраке официанта, разносящего канапе, он видит Гвен, целующуюся взасос с каким-то темноволосым, накачанным парнем. Он ищет глазами Тош, и находит ее, одиноко стоящую в углу с грустными глазами и пустым бокалом. Все так, как и должно быть. Не удивительно, что Тош грустит на его свадьбе. Танец заканчивается, Оуэн отводит Диану в сторону и берет с подноса проходящего мимо официанта два бокала шампанского. Напиток оставляет приятное покалывание на языке и восхитительное послевкусие. Он допивает бокал, почти неосознанно не выпуская руку Дианы, словно боясь, что она вновь исчезнет, растворится в прозрачно-голубом рассветном небе, как это уже случилось однажды. Чья-то рука ложится на его плечо, Оуэн оборачивается и видит сияющего улыбкой Марка Линча, о существовании которого уже успел позабыть.
- Ну что, понравился мой подарок?
Линч смеется, легонько звякает своим бокалом о бокал Оуэна.
- Здоровье молодоженов!
Оуэн машинально делает глоток, но на этот раз шампанское сильно горчит, будто скверно сваренный кофе. Краски вдруг блекнут, тускнеют, лишь образ Линча выглядит все таким же ярким. Оуэн наконец замечает кое-что.
- Твои глаза… Они теперь человеческие.
- Разумеется. Не мог же я притащить на свадьбу долгоносика, это плохая примета, – Линч резко обрывает смех, вмиг становясь серьезным, - Для меня все закончилось, Оуэн. Я теперь свободен и могу обрести покой. Но мне пришлось заплатить за эту свободу. Ты был моей платой. Прости.
Осознание того, что что-то не так, волной накатывает на Оуэна, заставив пошатнуться и бессильно уронить руку с бокалом. Прежде чем он успевает понять, что происходит, приходит ощущение удушья. Сердце колотится надрывно, сбивчиво, распирая грудную клетку желанием вырваться на свободу, ноги подкашиваются, в глазах темнеет. Его пальцы, сжимающие руку Дианы, слабеют, а она не делает попытки удержать его от падения. Оуэн лежит на полу и видит вместо лица Дианы расплывчатое, мутное пятно, где лишь нарисованный пурпурной помадой улыбающийся рот имеет четкие очертания. Он вдруг понимает, что так было с самого начала, просто он не замечал этого. Музыканты играют что-то бравурно-веселое, громкий смех звучит неестественно резко и визгливо; гости кружатся в танце, как ни в чем не бывало, и вместо лиц у них лишь мутные пятна.
- Помогите…, - хрипит Оуэн, - Кто-нибудь…
Сознание медленно гаснет; все, что его окружает, расплывается, словно нарисованная на стекле и смытая дождем картина. Он вдруг очень ясно понимает, что это смерть. Всякий раз, сталкиваясь со смертью, Оуэн испытывал диковинную смесь из любопытства, какого-то по-мальчишески жгучего протеста, ярости, желания померяться силами и победить. И всегда проигрывал. Сейчас он тоже не в силах заставить свои легкие дышать, а свое сердце биться. Его последняя мысль – как все глупо. Жизнь глупа, смерть глупа…
- Оуэн! – голос Тошико настойчиво пробивается к его сознанию, словно сквозь толстый слой ваты, - Оуэн Харпер, ты слышишь меня?! – голос звенит как струна, вибрацией раскалывая мягко и вкрадчиво окутавшую мир темноту и тишину, - Даже и не вздумай! Не вздумай умирать, сукин ты сын!
Кажется, она сказала «сукин ты сын». Маленькая, тихая Тош, скромная серая мышка. Он улыбнулся бы, если бы мог. Зрение не вернулось, но Оуэн почему-то все видит, вернее, он знает, что происходит вокруг него. С изумлением он наблюдает за собой со стороны – тощая фигурка, распластанная на широкой койке, похожая на дохлого лягушонка - больничная фуфайка распахнута на груди, повязка сбилась, ребра проступают сквозь синеватую кожу, лицо с заострившимся чертами запрокинуто назад. Вокруг суетятся люди, Оуэн слышит их голоса.
- … вы ввели лидокаин? Дифибрилятор сюда, живо! Готовьте пока набор для интубации! Разряд…!
Толчок. Оуэну кажется, что он глубоко под водой, и всем телом слышит вибрацию от взорванной неподалеку бомбы. Его швыряет куда-то вверх и влево, уносит мощным потоком. Он делает вдох; воздух обжигает легкие, как будто он вдохнул распыленные мельчайшие осколки стекла. Почти одновременно возвращаются зрение, слух и ощущения, которые не из приятных, но Оуэн осознает, что жив, и ради этого стоит вытерпеть все, ну, или почти все. Моргает; ресницы отчего-то мокрые, словно он плакал. Лица суетящихся вокруг врачей расплываются как у тех людей в зале, лишь лицо Тошико, что стоит в отдалении, за стеклянной перегородкой, видно четко, до мельчайшей черточки.

Спустя двое суток Оуэн Харпер лежит в той же палате, на той же койке, на которой он умер, и на которой его вернули к жизни. За эти двое суток он успел услышать о себе множество нелицеприятных вещей, в основном касающихся его манипуляций с дилаудидом, передозировка коего и явилась причиной остановки сердца. Ему не привыкать слышать в свой адрес нелицеприятные вещи в диапазоне от недовольства до грубой брани, и он чертовски хорошо умеет платить той же монетой, но это был не тот случай. Теперь ему пришлось проглотить пилюлю молча, хотя молчание отнюдь не являлось признаком того, что горькое лекарство возымело действие.
- К вам посетитель, - жизнерадостно сообщает дежурная сестра, заглянув в дверь.
Джек заходит следом за ней, небрежно кладет на столик виноградную кисть в прозрачном пакете. Оуэн думает о том, что Джек Харкнесс относится ко всем членам команды как к собственным детям, которых у него наверняка никогда не было. Он в меру суров, его легко обмануть, он многое им прощает. Вернее сказать, он прощает им практически все. Но вот когда его терпение лопнет окончательно, тогда им стоит поберечься, определенно стоит. Ибо в лучшем случае провинившегося ждет таблетка реткона, в худшем – пуля в лоб, и рука Джека не дрогнет, ибо, как отец, он несет ответственность за тех, кого породил на свет.
Оуэн всем своим видом изображает глубокое пренебрежение к посетителю и его подношению, но глаза у него в данный момент словно у побитого щенка, и он сам об этом прекрасно знает. Джек уходит, обронив напоследок приказ явиться завтра на работу в обязательном порядке. Оуэн поворачивается на бок, думает о том, как хорошо, что на свете есть начальство, благослови его Господь. Когда у тебя нет сил, чтобы продолжать жить, оно говорит тебе, что тебе делать, и ты просто тупо выполняешь приказы. И все, вроде как, в порядке.

КОНЕЦ.

[robin puck]

вот это да. супер. пойду еще раз перечитаю.

[Schnizel]

robin puck, ой... Спасибо!

[robin puck]

тебе спасибо. очень втемный оуэн получился. все детальки такие как на подбор... хорошо, что показано, что он именно врач, и то, что он считает лечащего врача выскочкой, и то, что он зам себя загоняет - по-моему, очень по-оуэновски вышло. момент с бредовой свадьбой - тоже просто супер. все правильно, все ведут себя так, как оуэн себе представляет. и финальное описание джека - это супер-супер. на мой вкус просто идеально.
и вот что: язык. вот ты помнишь, что я говорил в прошлый раз. сейчас этого практически нет, очень уместные слова, экономные и достаточно выразительные. описание распластанной тушки оуэна - просто отлично. чуть-чуть почистить бы не мешало, но в целом, имхо, получилось оч хорошо.

[Сорок два]

Schnizel , очень интересный фик. "Держит за жабры" до самого конца.

[Schnizel]

описание распластанной тушки оуэна - просто отлично.

robin puck, он мне лягушонка сильно напоминает, вот представил себе такого - с задранными лапками, на лабораторном столике.

[darkflame]

спасибо)
так и не научился писать комменты на радость)

[Hoha]

Schnizel
Просто отличный фик получился!)))) И сюжет держит в напряжении до самой последней строчки. И Оуэн здесь очень хорош, очень!!! ))) Прям такой типичный-типичный.))) У него даже галлюцинации-то такие же невероятные, как и он сам! )) Или все-таки не галлюцинации?! ))) И про Джека, в конце, удивительно точно подмечено. ))) В общем, очень понравилось, спасибо, Schnizel ! )))
Да, надеюсь, что знакомство с дилаудидом у автора чисто теоретическое )))))))

[Schnizel]

Anuk-sama, darkflame, спасибо на добром слове.

Или все-таки не галлюцинации?!

Hoha, где кончается реальность и начинается бред автору и самому не ведомо, но в том-то и прелесть.

Да, надеюсь, что знакомство с дилаудидом у автора чисто теоретическое

Яндекс рулит, хотя у меня есть медицинское образование.

[Hoha]

Schnizel
хотя у меня есть медицинское образование
Я так и подумала ))

Schnizel потрясающе! Нереально здорово написано. Если это и бред, то он получился ярким и совершенно осяаемым. Все, что написано встает перед глазами, словно смотришь фильм... полное погружение. Оч понравились моменты с Марком и долгоносиком, их зеркальные жесты, глаза, то, что они так естественно появляються... это и пугает и несет такой глубокий смысл. Оуэн понравился, особенно его реакции, слова.... и его кошмары, его мечты...
Спасибо.

[Schnizel]

Stellar Wanderer, вам спасибо.

[reda_79]

Schnizel хорошо, Оуэн мне понравился.
А фраза

как хорошо, что на свете есть начальство, благослови его Господь. Когда у тебя нет сил, чтобы продолжать жить, оно говорит тебе, что тебе делать, и ты просто тупо выполняешь приказы. И все, вроде как, в порядке.

меня просто убила, что-то в этом есть.

[Schnizel]

меня просто убила, что-то в этом есть

reda_79, да, мне тоже показалось, что в этом что-то есть. Спасибо за отзыв.

[Asia Al-Medham]

Хорошо получилось, сильно.
Сейчас он тоже не в силах заставить свои легкие дышать, а свое сердце биться.
Стоило бы убрать притяжательные местоимения, они здесь лишние.
К остальному нет придирок.))

[Schnizel]

Asia Al-Medham,